Кто такая Айн Рэнд?

Состоявшаяся в 1953 свадьба Натана и Барбары ускорила уход Рэнд из широкого либертарианского сообщества. Рэнд много сделала для того, чтобы укрепить этот союз. Еще в Калифорнии Барбара призналась ей, что не уверена в этих отношениях – но обнаружила, что наставница не понимает ее нерешительности. Натан был выдающимся молодым человеком и имел глубокий интеллект. Барбара восхищалась им и разделяла его ценности. Рэнд считала, что у этих двоих есть все компоненты, необходимые для успешных отношений. И, вопреки своим инстинктам, Барбара прислушалась к совету Рэнд. Последовавшее за этим решение Натана и Барбары сменить свои фамилии на «Бранден» символизировало новую силу растущего круга сторонников Рэнд. Это было жесткое и хлесткое слово, сразу вызывавшее в памяти типичного персонажа прозы Рэнд – мужественного, благородного и непоколебимого в своих стремлениях. Кроме того, оно включало в себя также само имя «Рэнд». Символизм был предельно очевиден. Барбара и Натан вступили в новую жизнь не только как молодожены, но и как люди, хранящие верность Айн Рэнд и миру который она создала.

После свадьбы Брандены и «Коллектив» составили ядро общественной жизни Рэнд, из которого были полностью исключены все остальные. В течение дня Айн была погружена в себя, работая над книгой. Вечером она являлась публике для разговора – в основном, все о той же книге. Пиком являлись субботние вечера. Вне зависимости от того, насколько интенсивными были ее труды, Рэнд никогда не отменяла эти салонные встречи. «Коллектив» собирался в ее квартире на Тридцать шестой улице – небольшом, тускло освещенном помещении, где плавали клубы табачного дыма и было полно шерсти от принадлежавших О’Коннорам персидских кошек. Конечно, это скромное жилище не могло сравниться с роскошным поместьем Четсуорт (за которым, в отсутствие хозяев, приглядывали Рут Хилл и ее муж Баззи), но Рэнд очень нравилось, что из окна своего кабинета она может смотреть на Эмпайр-стейт-билдинг. Квартира была обставлена в модернистском стиле и выдержана в ее любимых сине-зеленых тонах, а пепельницы там стояли на каждом углу. Всякий раз, как Рэнд заканчивала очередную главу, за этим следовали ночные чтения, в процессе которых «Коллектив» молча внимал содержимому страниц, которые она зачитывала. Прочие вечера проходили в философских дискуссиях.

Во время этих вечеров Рэнд учила «Коллектив» основам своей философии. Не намереваясь больше прославлять индивидуализм в своей прозе, она теперь поняла, что ее «самая важная работа состоит в том, чтобы сформулировать рационалистскую моральную концепцию о человеке и для человека, о и для этой жизни, об этой земле и для нее». Объективизм, как она вскоре обозначила свод своих идей, стал гениальной комбинацией ее собственного нравственного эгоизма и рациональности Аристотеля, захватившей ее ум после того, как она закончила работу над «Источником». Сведя их воедино, Рэнд провозгласила, что ей удалось рациональным образом доказать справедливость своей моральной системы. В отличие от других философских доктрин, заявляла она, объективистская мораль основывалась не на религиозных предпосылках, а на логически очевидном понимании нужд, которые может испытывать живущий на этой земле человек. По сути, объективизм Рэнд являлся попыткой ниспровергнуть скептическую и релятивистскую ориентацию, которые стали характерными чертами интеллектуальной жизни Америки с тех пор, как на передние позиции выдвинулся научный натурализм. Что отличало объективизм от прочих философских концепций – так это его амбициозность. Вместо того, чтобы просто восстановить идею объективной и трансцендентной истины (к чему стремились очень многие американские мыслители новой аристотелевской школы), Рэнд попыталась также произвести спорную и болезненную переоценку ценностей, которая противоречила базовым нормам западной религии и этики.

Масштаб ее проекта поражал молодых последователей, которые считали Рэнд мыслителем мирового и исторического значения. В ее идеях они нашли «круглую вселенную» – полностью понятный логичный мир. Стремление Рэнд все объяснить с точки зрения разума привело к тому, что она объявила, будто парадоксы и противоречия невозможны. Мысль, объясняла она, имеет цикличную природу и движется от абстрактных предпосылок к конкретным объектам и событиям: «Этот процесс непрерывен, и ни одна его часть не может как-либо использоваться, покуда цикл не будет закончен». Поэтому предпосылка и вывод никогда не смогут столкнуться друг с другом напрямую, за исключением тех случаев, когда лежащий между ними мыслительный процесс иррационален. Эмоции не могут идти вразрез с мыслями, утверждала Рэнд. Эмоции проистекают из мыслей, и если они противоречат реальности, стало быть, мысли, лежащие в их основе, иррациональны, и такие мысли следует изменить. Рэнд учила своих слушателей, что даже предпочтения человека в искусстве или в сексе проистекают из его базовых философских предпосылок.