Кто там ходит так тихо в траве

— Он на своей «Волге» приедет, — сказал брат. — Поехали.

Мы залезли в автобус, брат сел с Дорой, я с Ляпиным, и автобус тронулся.

«Спортлагерь трикотажников» — вот как называлось место, куда мы ехали давать концерт.

И остановка называлась так же.

Мы вышли из автобуса и пошли по какой-то дороге, прямо через лес. В лесу было тихо и жарко и жужжали большие мухи, а по обеим сторонам дороги через каждые сто метров висели прибитые к соснам голубые дощечки: «Спортлагерь трикотажников».

Вдруг прямо в лесу мы увидели голубой забор и огромные голубые ворота с надписью: «Спортлагерь трикотажников», а за воротами — большой голубой дом с красными буквами «Клуб».

— Боже, — сказала Дора Плюс. — Брианского нет.

Откуда-то из-за кустов выскочил маленький пушистый человечек и закричал:

— Привет, товарищи, привет! Я директор. А вы Артисты?

— Да, — сказал брат.

— Товарищи! Спортсмены вас ждут. Они уже в зале. Прошу в клуб.

Он тут же куда-то исчез, а Дора Плюс обежала вокруг клуба и сказала:

— Факт. Нет Брианского. О боже!

Потом мы пришли в какую-то маленькую комнатку возле сцены и молча просидели еще минут десять.

Но Брианский так и не приехал.

Дора Плюс толстыми лапками ударяла по клавишам, а большие красные бутылки так и вертелись вокруг моего брата.

Сзади — спереди, спереди — сзади, сверху — снизу, сбоку — сбоку — голова-кругом идет.

Успех был потрясающий. Я стоял в темных кулисах и все видел. Спортсмены кричали: «Бис, бис!›, я даже сам заорал: «Ур-ра!», а брат уже делал какие-то невероятные вещи с хрустальной вазой.

С головы — на пятку, с пятки — на голову, и еще раз, и еще! Обалдеть можно, до чего здорово, хотя я и видел все это тыщу раз.

— Бис! — кричали все. — Браво! Бис! Би-ис!

Ваза вертелась у брата на лбу, вокруг него летали какие-то мячики и ракетки, а на ноге крутился обруч.

Я обернулся и увидел рядом с собой Ляпина. Глаза унего блестели.

— Артист, — сказал он и кивнул на брата. — Талантище! И публика замечательная.

Дора играла марш, брат кланялся, а публика прямо стонала.

Потом брат оказался возле нас, и Дора тоже, и Ляпин зашептал:

— Все хорошо, друзья! Все замечательно! Не надо расстраиваться. Брианский приедет. Я сделаю все возможное. Я придумал... Вот я спою, все будут хлопать, но я не буду петь сразу же, сначала я уйду за кулисы, потяну немного время, и только потом уже... А? Ловко? И так несколько раз. Вот увидите, все будет замечательно. Он успеет. Он приедет. Вперед, Дора!

Он смешно поправил свой бант и оказался на сцене. Дора ударила по клавишам, и он запел:

...Хочешь, возьми коня любого...

Он кончил петь, и в зале было тихо. Тихо-тихо, никто даже не шевелился. Так бывает, я знаю — сначала молчат, а потом. ..

Но потом тоже было тихо. Все зашевелились, но никто не захлопал.

Ляпин кашлянул и поклонился, но все равно никто не захлопал.

Мне вдруг стало стыдно, я уж сам не знаю — чего, и как-то страшно, и очень неловко.

Я увидел, как Ляпин идет, согнувшись, к нам за кулисы, и услыхал потом, как брат сказал шепотом и почему-то весело:

— Что же вы, а?

— Ах, — сказал Ляпин. — Не знаю.

Он побледнел, и как-то криво улыбался, и теребил свой бант.

— Идите, идите, — сказал брат. — Что же вы стоите? Брианского еще нет.

Ляпин медленно-медленно вышел на сцену и снова поклонился.

Кто-то засмеялся, и потом еще несколько человек.

Ляпин махнул рукой Доре, та заиграла, и он снова запел.

Я не слушал, что он поет, в зале шумели, потом он кончил петь; никто не хлопал, кто-то опять засмеялся; я стоял, глядя в пол, а потом вдруг посмотрел на сцену и увидел, что Ляпин бежит по сцене и бант у него на груди сбился и висит косо.

— Жонглера! Жонглера! — кричали вы зале. — Олега Корнилова! Жонглера!

— Надо спасать положение, малыш! — крикнул мне брат, улыбаясь и выскакивая на сцену.

Мне вдруг стало так противно, уж так противно, что я, кажется, тоже что-то крикнул, что-то крикнул и побежал...

Я выбежал из клуба и увидел, что солнца на небе нет, а Ляпин быстро-быстро огромными шагами уходит куда-то по дороге.

Я побежал за ним и закричал:

— Погодите, погодите! Ляпин!

Но он все шагал и шагал, а я все бежал и бежал за ним, и только сосны мелькали и голубые дощечки с надписью «Спортлагерь трикотажников».

Потом я увидел «Волгу», она проехала мимо Ляпина мне навстречу, остановилась, оттуда высунулся человек и закричал:

— Ляпин! Эй, Ляпин!

Но Ляпин не обернулся.

А я все бежал и бежал за ним по этой дороге, мимо дощечек, мимо «Волги», и догнал его только у шоссе.

Я совсем запыхался.

Он не глядя положил мне руку на голову и сказал:

— Все. Пора на покой. Все ерунда. А Брианский приехал.

— Это Брианский был? — зачем-то спросил я, хотя сам уже догадался и вообще думал о другом.

— Да, это был Брианский, — сказал он. — Чудесная фамилия. А ты иди к брату. Иди обратно.

— Не пойду, — сказал я. — Не хочу.

— Куда же ты пойдешь? — спросил он.

— Куда и вы.

— Я пойду просто по шоссе. Просто по шоссе.

— И я, — сказал я. — И я... тоже просто по шоссе.

— Нельзя, — сказал он и пошел. — Брат будет искать тебя.

— Ну и плевать, — сказал я и пошел за ним, и больше он уже ничего не говорил.