Кто теперь ненормальный? Автобиография

В 50-е рабочие клубы были частью жизни общества, места для удовольствий, куда родители с детьми приходили раз или два в неделю, обычно пятницу или субботу. Нашим местным был рабочий клуб Уолсалла, прямо в центре города. В нижней части была бильярдная с огромнейшими столами, впрочем, на самом-то деле они были обычного размера, но тогда мне казались большими. Играли только мужчины. Когда играл мой отец, я носился между столами. Мне доставляло особое удовольствие собирать шары, ставить их на прежнее место. Я думал, это моя особая полезная работа, и старался присмотреть за всеми шарами на всех столах одновременно. Помощи, наверное, было мало, я больше являлся помехой. Наверху был бар, столы и стулья, сцена, на которой в конце недели кто-нибудь что-нибудь исполнял. Часть представления называлась «Свободно и легко». Любой из публики мог подняться и что-нибудь спеть или сыграть на фортепиано. Я думаю, что именно на той сцене вирус тяги к выступлениям поразил меня.

После тамошнего дебюта, я начал регулярное пение, исполняя известные на тот день вещицы. Иногда я пел дуэтом с кузиной Полиной, которая была немножко постарше. Но чаще всего выступал один. Не припомню других ребят с такими же стремлениями, родители также никак меня не подталкивали. Но я хотел быть там. Я слышал поощрения слушателей, когда выступление им нравилось, и это волновало меня. Я представлял, как я получаю аплодисменты и как это здорово!

В течение недели отец делал вылазку с дружками. Мужчины немного выпивали, пока жены дома готовили ужин. Возвращались к ужину уже «хороши». Так протекала жизнь рабочего класса, и мы не были исключением. Женщины не могли посещать пабы без мужей. Если они это делали, о них могли составить неправильное представление. В то время все мужчины любили выпить. Что касается отца, это было непременное жизненное удовольствие, также как и ставки на скачках лошадей и борзых. Он был ярым болельщиком в любом спорте. Особенно поддерживал футболистов - Уолверхемптонских Странников и Уолсалл. Мы часто ходили на матчи, но главным образом посещали крикет. Ходили всей семьей по субботам после полудня. Крикетная площадка Уолсалл находилась в десяти минутах ходьбы от нашего дома, в роскошной части города. Крикет был ритуалом. Ездили и на выездные игры. Для этого нужно было воспользоваться автобусом, отец в то время еще не водил.

Особенно врезалось в память, что каждый сидел на своем привычном месте. Каждую неделю ты был окружен теми же лицами. Такая картина наблюдалась в рабочих клубах. Мы всегда сидели за одним и тем же столом, на тех же местах, как и каждый в комнате. Каждый знал каждого. Если новая семья переезжала в наш район, в течение недели они знакомились с членами всей общины. В сравнении с сегодняшним временем это было невероятно замкнутое общество. Люди жили друг у друга в «кармане». Соседи постоянно выкрикивали кому-то с улицы. Задние двери вообще не закрывались, и каждый знал, что делает другой. Даже выехав в отпуск, вы встречали знакомых, или, по крайней мере, семьи, которые были там годом прежде.

Мы не знали никого, кто бы выезжал за границу. Выезд на неделю в Rhyl или Margate уже считался удачей. Несколько раз выезжали в Торки, это считалось далекая даль. Семьи могли выехать только на неделю, ведь именно столько длился отпуск, поэтому приходилось выбирать не очень отдаленные места. Самое близкое место для отдыха на море был Северный Уэльс.

Моя семья была типичным представителем того поколения рабочего класса. Все, кого мы знали, были счастливы своей доле. Ты имел работу, свой спорт и мог пойти выпить - все составляющие счастья налицо. Каждый в общине чувствовал таким образом, каждый, за исключением меня. Я радовался своему времяпрепровождению, но всегда чувствовал, что предназначен для чего-то ещё. Помню роскошный парк в Саттон Голдфилде, который был окрестностью Бирмингема и куда я однажды попал с дружками. Мы приехали на автобусе, а затем пошли пешком через восхитительный район, где проживали состоятельные люди. Я всегда говорил себе, что когда-нибудь заработаю достаточно денег и куплю один из этих домов. Я так и сделал только много лет спустя.

Когда мне стукнуло восемь, семья переехала из террасного дома в новостройку муниципального владения, которая называлась Бичдейл. Наша улица была назначена к сносу и переехала первой. Дом был крайним и самым ветхим, поэтому и очередь была первой. При расселении никто не думал о сохранении прежнего соседства и растерял многих старых друзей. Для ребенка это не очень хороший опыт. Я остался в той же школе, но вместо пеших прогулок был вынужден совершать длинные путешествия на автобусе каждый день. Новое место находилось на противоположной стороне города, посреди полей и прудов, где можно было ловить рыбу. Позже, мы гоняли по окрестным холмам на мотоциклах. Я знакомился с новой территорией и новыми друзьями. Это был самый волнующий период детства.