Кто-то просит прощения

Дарья шумно вздохнула, но промолчала – вмешиваться в инструктаж она права не имела. Сергей же едва заметно улыбнулся и добавил:

– Только без членовредительства. Нужно постараться обойтись без переломов и следов от прикладов на физиономиях.

///

То ли из-за того, что сегодня они собрались в минимальном составе – всего лишь вчетвером; то ли из-за неудачного предыдущего шабаша; то ли из-за разговора в машине, оставившего лёгкий, но неприятный осадок, мгновенно вызвавший в памяти предупреждение о том, как следует себя вести, если начнут задавать вопросы о кладбище… то ли из-за всего сразу и явно не самого лучшего настроения обычно позитивного и готового к любым развлечениям Бочки… а скорее всего – из-за отсутствия наркотиков… но «заводилась» четвёрка очень и очень долго. Не то чтобы они совсем разучились «веселиться» без веществ: несколько раз пробовали обходиться – всегда получалось, однако сегодня настраивались с трудом. Молитва, которую принялся читать Шумахер, показалась девушкам чересчур громкой, музыка – надоедливой, и даже балахоны – неудобными. Кристина и Ангелина то и дело переглядывались, надеясь, что, когда «дойдёт до дела», станет веселее, мысли терзаемого дурными предчувствиями Бочки двигались приблизительно в том же направлении, а вот Шумахер неожиданно «завёлся». Но не в интересующем остальных смысле.

Шумахер привычно встал у алтаря вполоборота к залу, держа в руке развёрнутый свиток – он вёл церемонии в отсутствии Каина – и в начале держался обыкновенно: читал громко, уверенно, изредка поглядывая на стоящих на коленях адептов. Но в какой-то момент – Бочка не сумел уловить, когда именно это произошло, голос Шумахера резко окреп, стал очень громким, наполняющим собой всё помещение, и в нём появились новые интонации – пугающие и одновременно завораживающие. Интонации зверя, готовящегося пожрать зачарованную, неспособную к бегству жертву. При этом показалось, что Шумахер перестал себя контролировать: его глаза закатились, спина неестественно выпрямилась, пальцы скрючились, словно их свело судорогой, свиток спланировал на пол, и Шумахер, обратившись лицом к пентаграмме с вписанной козлиной мордой, читал молитву по памяти.

Первой на эту странную и даже пугающую метаморфозу обратила внимание Кристина. Тихо ойкнула, толкнула локтем подругу, та не сразу сообразила, на что смотреть, а когда увидела закатившиеся глаза Шумахера, выругалась и дёрнула за рукав Бочку.

– Что с ним случилось?

– Понятия не имею, – в тон девушке ответил Бочка. – Может, впал в религиозный экстаз?

– Или без нас обдолбался?

– Исключено.

– Уверен?

– Сто процентов.

Говорить, что Шумахер решил встретить полицейских «чистым», Бочка не стал – девушкам этого знать не следовало.

– Я боюсь, – пискнула Кристина. – Он никогда таким не был.

– Увлёкся, наверное, – предположил Бочка, мысленно обкладывая друга последними словами.

– Я хочу уйти.

– Никто никуда не пойдёт! – громыхнул Шумахер. И повернулся к адептам – напряжённый, с закатившимися глазами, но всё равно их видящий.

Ангелина громко всхлипнула. Кристина вцепилась в руку Бочки, который побледнел и задрожал. И ещё им всем показалось, что несмотря на то, что Шумахер рявкнул на них и замолчал, он продолжил читать молитву – громкие слова всё ещё наполняли зал.

– Мы никуда не идём, – запинаясь, произнёс Бочка.

– Он явится к нам, ибо мы просим его об этом! – объявил Шумахер, вновь поворачиваясь к алтарю. – На колени!

Кристина, которая как раз стала подниматься, торопливо приняла прежнюю позу, а Шумахер развёл в стороны руки:

– Просим тебя, Господин: явись к нам! Явись!

Последнее слово призыва прозвучало с неимоверной силой, не обволокло зал, а взорвалось в нём, заставив задрожать развешанные на стенах черепа. Ангелине, пребывающей в полуобморочном состоянии, показалось, что козлиная морда ей подмигнула. Бочка изумлённо раскрыл рот. Кристина обеими руками заткнула уши и завизжала, потому что второй взрыв – уже не от слова – прозвучал ещё громче и мощнее. Прозвучал за их спинами. Железная дверь слетела с петель, на пороге возникла фигура – в клубах дыма и пыли… неясная, и потому кажущаяся необыкновенно массивной… явившаяся на вызов, и потому кажущаяся потусторонней… тёмная, и потому кажущаяся опасной…

Грохот, пыль, дым и вспышки света сделали своё дело, поэтому первое, что услышал оперативник, был дикий вопль Кристины:

– Я не хочу! Не забирай меня!

– Наш Господин явился! – взвыл Шумахер.

– Идите на …! – отозвалась перепуганная Ангелина.

– Стоять!

– Лежать!

– Никому не двигаться!

Кристина вскочила и заметалась по залу. Шумахер пал ниц перед ухмыляющимся козлиным черепом.

– Уйдите все! – верещала Ангелина, обхватывая руками голову. – Уйдите все на …! Не трогайте меня! Уйдите!

И только Бочка, к своему собственному удивлению, сохранил ясность мысли. Он на четвереньках добрался до стены, у которой они с Шумахером оставили одежду, нащупал телефон и быстро написал: «Я в полиции! Выручай!» После чего бросил телефон на джинсы, встал на колени и поднял руки, показывая, что не собирается оказывать сопротивление.

* * *