Кто-то просит прощения

– Когда… – Бочка откашлялся. – Когда мы сможем повторить?

– Вот это отличный вопрос! – рассмеялся Шумахер. С облегчением рассмеялся, потому что тоже просчитал ситуацию. – Когда!

Каин видел, что правильная фраза прозвучала благодаря уму парня, а не потому что Бочка уверовал, и уж тем более – не потому что желал перейти из соучастника в убийцы. Но Бочка далеко не слабак, считать его таким – большая ошибка, и он нужен, чтобы уравновешивать наглого и амбициозного Шумахера, который сейчас смотрит ему в рот, но рано или поздно обязательно проявит свою суть.

– Мы повторим, – пообещал Каин, отвечая на вопрос Бочки. – Но не на следующей неделе. И даже не в следующем месяце. – Он перевёл взгляд на мёртвую девушку. – Конвейера не будет, нужно соблюдать осторожность, потому что наше поклонение Господину предусматривает не штраф, а пожизненное.

– Она ведь не первая, да? – прищурился Шумахер. – До сих пор всё было нормально?

– И я сделаю всё, чтобы так осталось, – жёстко ответил Каин. Он понимал, что дети только вступают в его мир и нужно быть с ними терпеливым. – Вы обрели силу и власть, почувствовали, как это должно быть, и вам понравилось.

Шумахер усмехнулся.

– А теперь нужно сделать так, чтобы не потерять ни силу, ни власть.

– Господин не хочет частых жертв? – осведомился Шумахер. Он умылся, оделся, окончательно пришёл в себя и стал ещё более наглым. И его ничуть не смущало, что они вели разговор возле остывающего тела молоденькой девушки.

– Господину нравится получать жертвы, – неспешно ответил Каин. – Но если мы перестанем их приносить – их станет меньше. Поэтому осторожность и ещё раз осторожность. Ещё вопросы есть?

– Они всегда так быстро дохнут?

– Я покажу, как продлить удовольствие. Научу всему, что знаю.

Несколько мгновений парни молчали, а затем Шумахер улыбнулся:

– Наконец-то я дома.

///

Минут через двадцать они расстались. Каин сразу исчез в ближайшем переулке, пообещав позвонить, а парни побрели вверх по улице. Молча побрели, поскольку выплеснули первые эмоции в разговоре с лидером и теперь обдумывали и вновь переживали случившееся. Шумахер улыбался. Он пребывал в приподнятом настроении и сожалел только о том, что не может обсудить обуревающие его чувства с Бочкой, который хоть и был рядом, но пока не знает, каково это – наносить смертельный удар и видеть, как жизнь уходит из жертвы.

Из жертвы, которую убил ты.

Пока не знает.

Бочка же, возможно, как раз поэтому, пребывал в смятении и поймал себя на мысли, что был бы счастлив напиться в дрова, а утром узнать, что всё случившееся было страшным сном, неприятным кошмаром, который никак не отразится на его судьбе. Но такая опция в этой игре отсутствовала.

И именно Бочка первым нарушил молчание:

– Я с детства слышал рассказы об иркутских подземельях и всегда их боялся. У меня нет клаустрофобии, но я всегда их боялся. Хоть и не был никогда. Даже подвалов боялся… Как чувствовал, что мне под землю нельзя.

– Чего бояться? – хмыкнул Шумахер. – Ты ведь зашёл туда не клиентом. Как баба.

Последняя фраза прозвучала непонятно: то ли Шумахер имел в виду жертву, то ли укорял расклеившегося друга. Бочка решил, что первое, и зачем-то сказал:

– Её зовут Карина… звали…

– Откуда ты знаешь? – удивился Шумахер.

– Она шептала, когда мы вытащили кляп. Всё время шептала своё имя.

– Не слышал… – Шумахер бросил на Бочку быстрый взгляд. – Ты слишком много о ней думаешь.

– А знаешь, о чём я ещё думаю?

– Догадываюсь, но не хочу слышать.

– Не догадываешься. – Бочка понимал, что сейчас не лучшее время для этого разговора, что Шумахер слишком заведён, однако сам не мог думать ни о чём другом: – Теперь мы у него на крючке.

И услышал неожиданный ответ:

– А он – у нас.

И растерялся:

– В смысле?

– Понятно, что это не первая девка, которая там сдохла, – объяснил Шумахер. – Каин регулярно совершает жертвоприношения Господину и, видимо, так получает силу. Он увидел, что мы особенные, понял, что мы нравимся Сатане, и открыл свою тайну. Он научит нас всему, что знает сам, и мы станем равными. – Шумахер коротко рассмеялся. – Так что мы на крючке друг у друга.

– Но мы о нём ничего не знаем, – обронил Бочка. – Совсем ничего.

– Мы знаем это место.

– Он найдёт другое.

Шумахер остановился и нахмурился:

– К чему ты ведёшь?

– Мне плевать, что он у нас на крючке. Тоже. Якобы. Для меня важно то, что будет с нами. А мы у него на крючке. И теперь нам придётся выполнить любой его приказ.

Бочка знал, куда бить – по самолюбию. Напомнил, что их зависимость от Каина резко усилилась, и тем испортил другу настроение.

– Ты заметил, что он держался в стороне? Вдруг он записывал всё, что мы делали с Кариной?

Это предположение заставило Шумахера задуматься. Но ненадолго.

– Даже если это Home-video действительно существует, мне всё равно, – ответил он после короткой паузы. – Мне понравилось то, что мы делали и как всё закончилось. И я очень рад, что Каин полностью открылся. Он во мне не ошибся.

Шумахер замолчал, явно ожидая, что скажет друг, и Бочке ничего не оставалось, как подтвердить:

– Во мне тоже.