Кто-то за дверью

Ну, я теперь знаю, что делать, и больше не отвлекаюсь. Отправляю Улисса в его комнату. Пока он мне не нужен. У меня слишком много дел.

Оставшись один, вынимаю из кармана револьверную обойму и долго ее изучаю. На самом деле меня интересует не обойма. Я играю с ней, как играл бы со взрывчаткой. Еще никогда мой ум не работал так, уж не знаю, есть ли у меня талант, но начинаю верить в свою гениальность.

В голове у меня зреет величественный и чудовищный замысел. Вот и готов мой роман - есть начало, середина и развязка. Абсолютно неожиданная развязка.

Я сажусь за стол. Теперь мне действительно надо многое записать. В сложном механизме, изобретенном мной, играет роль малейшая деталь. Идут в счет и запятые.

В этот глубокий ночной час я - словно на гребне тьмы, на полдороге от уходящего к рождающемуся дню - не царское ли место для разума, стремящегося к безраздельной власти?

Вокруг меня все в точности так, как я описываю в романе: "Необъятный сон. Покинутый город".

Бодрствую лишь я один, повелитель Дьеппа. В тишине безжизненного города складывается наконец моя сокровенная песнь, она словно органная музыка, звуки которой заставляют трепетать мое сердце.

Ощущение счастья пронизывает всего меня, вплоть до кончиков ногтей. Пюс была права, сказав, что я найду "мою месть". Она сверкает в моем сознании, как большой черный бриллиант.

Я берусь за перо, и теперь оно легко и неутомимо скользит по бумаге.

"Один человек однако бодрствовал здесь. Человек, с которым у него было свидание, хоть тот его и не ждал. Неизвестный постучал в дверь и почти сразу услышал голос, будто приглушенный страхом: "Кто там?" Наконец, дверь открыли, и перед неизвестным появился тот, к кому он шёл - дьеппский буржуа..."

Вдруг я инстинктивно приподнимаю голову и в трех метрах от себя вижу Улисса. Он появился бесшумно, и мне эта его манера совершенно не нравится. А что бы произошло, не подними я головы?

Но Улисс улыбается своей невинной улыбкой. Он уже успел снять пиджак и остался в рубашке.

- Прошу прощения,- говорит он, делая шаг вперед.

- Да, слушаю вас.

- Знаете, я упустил из виду элементарнейшую вещь. Таковы люди, страдающие амнезией: они забывают обо всем, даже о хорошем воспитании. Видите, я не поинтересовался даже, женаты ли вы...

Я чувствую себя как человек, которому нанесли удар прямой в челюсть.

- Ничего страшного,- произношу равнодушным тоном.

Я стараюсь выиграть время. Я должен был предвидеть, что, в конце концов, он задаст мне этот вопрос.

- Нет, дорогой друг,- говорю неожиданно,- я не женат.

- Ну и хорошо! Знаете, это меня устраивает,- радуется он.- Мне было бы очень неловко беспокоить хозяйку дома. А так между мужчинами, никаких церемоний, гораздо проще.

Вдруг я с ужасом вспоминаю про фотографию Пюс на письменном столе. Видел ли он ее? И может ли увидеть с того места, где стоит?

Незаметно бросаю взгляд на портрет и вижу, что он на три четверти повернут ко мне. Облегченно вздыхаю - портрет ему не виден.

- Ну, больше я вам не мешаю,- говорит Улисс.- Спокойной ночи.

Он исчезает. Кажется, обошлось. Немедленно хватаю фотографию и прячу ее в один из ящиков стола, откуда она не скоро появится вновь. Ящик запираю, а ключ кладу в карман.

Теперь мне предстоят чудесные минуты. Я - словно паук, висящий в пространстве на кончике паутинки. Паутина еще не сплетена, но нити готовы.

ГЛАВА 4

В общей сложности я спал, наверное, не больше трех часов, но совершенно не испытываю усталости. Ничего, кроме внутреннего возбуждения. Оно сомнительного свойства и напоминает мне тот нервный подъем, который я ощущал в молодости, проведя двое суток без сна.

Сегодня утром я дышу всей грудью. По правде говоря, давно уже я не чувствовал такого вкуса к жизни. Энергия кипит во мне, и, спеша домой с большим чемоданом из черной кожи в руке, я поражаюсь этим ощущениям, которые уже и не думал испытать.

Надо сказать, что в этой радости само небо благословляет меня. Кажется, в одну ночь пришла весна. Морской ветер несет с собой острый запах водорослей и смолы. Легкие облачка бегут в небесной синеве, чуть подернутой дымкой, сквозь которую порой прочерчивают белые линии летящие чайки. И меня, словно чайку, парящую над морем, пьянит небесный и морской простор.

Невзирая на ощущение собственной легкости, я чувствую вес чемодана, оттягивающего мне руку. Но мне приятна эта тяжесть. Таков вес жизни, чьей-то жизни. Целая жизнь, заключенная в одном чемодане.

Я так потрясен этой мыслью, что начинаю размышлять, не назвать ли мне свой роман "Чемодан". Да, это хорошее название, современное, в нем кроется подлинная тайна: что в чемодане? Не считая поэтического оттенка, содержащегося в самом слове. "Чемодан" - слово, пахнущее кожей, но еще свободой, кочевой жизнью, возможностью располагать собой, разными возможностями...

Уходя в город, я заглянул в комнату Улисса и убедился, что тот спит глубоким сном. Гарденал сделал свое дело. Улисс тихо дышал, укрывающая его простыня при каждом вздохе едва-едва приподнималась. Он напоминал сраженного усталостью солдата.