Кто ты, Эрна?

Скоро папа стал меня кликать. Не в первый раз я вспомнила папины слова, что в Плывунах как в лесу — аукаемся, разве что грибы не собираем. Плывуны не для безделья. Они всегда живым на пользу. Тёма быстро вылечил раны, наверное и папа.

Папа появился из глубокой сини.

— Голова кружится? — спросила я.

— Немного. Я поспал.

— Но папа! В плывунах же не спят?

— А я — спал, — упёрто сказал папа. — Ты с этим пацаном болтала?

— Да. Его Эрна простила.

— Нет. Эрна не простила. Эрна никого не прощает. Король попросил. Сказал, что страсти Артёма разрывают — это неплохо для творца.

— Его должны были уничтожить?

— Да. Из-за родителей. У него родители так себе. — папа поморщился.

— Из-за родителей? — испугалась я.

— А ты как думала? Не можешь отвечать за свои поступки, не сможешь отвечать и за свою жизнь. Мой как раз вариант. Только я не воровал.

— А они воруют?

— Мать-то жульё крупное. Но ей теперь тоже несладко. Не позавидуешь.

— Ой! — я испугалась.

— Да не ойкай ты. Захочет — спасётся. У неё ещё не всё потеряно. А вот нам с тобой может не поздоровиться.

— Нет, папа. Я того убью сама. Не знаю как, но убью. Но тебя ни за что им не дать убить. Если что, я Тёму попрошу помочь. У него и друзья боевые.

— Да, дочь, хорошо. Всё, пошли к маме.

— Папа! Я тебя умоляю: представь нашу квартиру. Я не хочу по улице с тобой, раскрашенным в синеву, плестись.

— Представлю, — неуверенно сказал папа. — Я, пока лежал, чувствовал, что учусь, начинает работать воображение. Это всё из-за удара.

Мы взялись с папой за руки, и… очутились у входной двери. Мама сразу открыла. Она не так давно пришла с работы. В прихожей на стене висели часы — было только полдевятого. Всё-таки Плывуны — великая вещь. Не теряется ни минуты, ни секунды времени.

— Явились, не запылились, — рассмеялась мама. — Что у тебя с лицом?

Я думала мама обращается к папе. Оказалось — ко мне. Папино-то лицо было без тени подтёков и гематом. Ну, Плывуны, ну, волшебники!

А лицо у меня было напуганное, потому что я заметила у себя в руках лапу той игрушечной собачки, лапу из ткани, которую не могла вывернуть! Ой! Из Плывунов нельзя было ничего брать! Верну, ничего страшного. — успокаивала я себя. Я сунула лапу в карман своей куртки, заношенной, старой, с клочками меха вокруг капюшона.

Ночью я вспоминала Артёма и мне становилось сладко и хорошо.

Глава шестая Новый год

Последствия удара о лёд были несерьёзными. Папа пропустил всего два дня работы. Эрна стала приходить к нам в гости. Ситуация становилась серьёзной. За неделю морозов Плывуны ослабли. Каждый день мы с папой встречались у катка. Эрна принесла нам коньки, и мы стали кататься. То есть, после работы папа ещё должен был кататься. Мы были совсем вымотанными. Нам помогали и Артём, и Лёха с Владом, и Босхан. Но всё равно коньки давались нам с трудом. Лёд был гладкий, только поцарапанный за день. Морозы были такие, что вечером Босхан заливал снова. В том месте, где он лил во время драки кипятком, была большая кочка — все её объезжали. А в том месте, где была вмятина от конька — там тот смертоносный субьект оставил след. Босхан первые дни пытался залить эту щель. Но она не заливалась. Вопреки всем законам физики, вода не скатывалась в щель, а растекалась вокруг. То есть щель тоже окаймлял «бордюр» изо льда. Но в целом всё было спокойно. Эрна объясняла это тем, что кладбищенские поняли: на катке им не совладать. Если что, кто-нибудь из нас растопит лёд кипятком. У Босхана в раздевалке стояло пять термосов с кипятком. Воду Босхан менял каждые десять часов. У плывунов кладбищенским сложно. Кладбищенским по жизни сложно. Они действуют так же, как сто, и тысячу лет назад. Но Эрна сказала, что они мощны своей глубинной силой, все пороки нашёптываются ими.

Эта неделя на катке вымотала меня. Пока Плывуны «зимовали», нам с папой приходилось самим возвращаться домой. Артём, Лёха и Влад нас провожали. Они не верили в Плывуны. Они считали, что Щеголь (все так звали Тёму) в меня влюбился и, что бы «вынести мозг», «развести» придумал такую историю. Я радовалась, что не появляется ни Дэн с моим отчимом, ни этот, с помпоном, пытавшийся вернуть мне серьги. Мама радовалась, что тётя Надя-толстая не звонит и не мучает маму своими рассказами о новом поклоннике, что, в общем-то было странно. Эрну это беспокоило. Она каждый день заходила к нам, прохаживалась по комнатам, копалась в моём треснутом ящике из-под игрушек, она была серьёзна. Почти не улыбалась.

Потом морозы прошли. Резко потеплело. Снег таял, бежал ручьями, все по привычке ходили в тёплых куртках, а днём столбик градусникапоказывал плюс десять. Я отвыкла за неделю от Плывунов. Я еле передвигала ноги после этих коньков. Но неделя прошла весело. Мне впервые в жизни не было одиноко. Девчонки из нашего класса видели меня на катке, стали спрашивать в школе о Щеголе и его друзьях. Нельзя сказать, что меня зауважали, но всё-таки…