Артём молчал, он стоял (он сразу встал, как появилась Эрна) как в воду опущенный (буквально он и был опущенным в воду, правда под водой — параллельные миры).
— Эрна! Прости его! Он больше не будет!
Она улыбнулась:
— Если ты думаешь, что достаточно сказать «он больше не будет» и можно вымолить прощение, ты ошибаешься. Человек не может знать, что он будет делать, а что нет.
— Нет! Я честно, не буду. Простите меня! — сказал Артём. — Не убивайте.
Эрна молчала.
— Эрна! Плывуны разве хотели Тёму убить?
Эрна молчала. Это было жутко и страшно. Потом она спросила Артёма:
— Не приходил больше гость?
— Нет.
— Деньги, знаю, собираете.
— Собираем.
— Драгоценности из под пола продаёте?
— Нет. — Артём посмотрел удивлённо.
— Продайте. Иначе мы не сможем помочь. Ликвидируйте счета. Но чтобы не случилось, мама не должна покидать свой пост.
— А что случится? — спросил Артём.
— Я тебе скажу, что может случиться. Но это не точно. Он может поднять людей против твоей матери.
— Повод? Нужен повод, — сказал Артём.
— Он найдёт, уверяю тебя. Мама твоя уже готова идти у него на поводу, если бы не его ошибка.
— А он ошибается?
— Ещё бы. Он, так же как и мы, наперёд знает много, схему чертит, играет на слабостях и пороках, это банально, но точно не уверен ни в чём. Он так был взбешён, что болтнул лишнее. Он сказал, что ты погибнешь. Зная твою историю, он понял, что раз ты попал к нам, значит умрёшь.
— Или… — Артём запнулся, стал копаться в стопке своей одежды. Я видела, что у него слёзы подступают, видела, что уже льются ручьями.
— Не реви, Щеголь, — сказала Эрна. — Что ты ревёшь? Нашкодишь и ревёшь? Попал к нам — что такого?
— Да уж: что такого? — Она (он указал на меня.) здесь из-за отца. У Гришани сестра мёртвая, его встречает. Босхан Канурович к вам прорваться не может, Радий Рауфович тоже. А меня затащили.
— Но ты сам пошёл по льду! — возразила Эрна. Она уже сидела на стуле с высокой спинкой. Стул был деревянный, глубокого ультрамаринового цвета и мерцал, всё вокруг стало синим, ночным и звёздным. Сада уже и не было. Мы как будто летели в космосе.
— Но вы же не забрали Влада и Лёху.
— Вот ещё, — рассмеялась Эрна. — Они же не прикасались к нерукотворному.
— Это, значит, к вещам из Плывунов, — объяснила я Артёму. Мне было неприятно, что Артём назвал меня «она», а не Лора и не Лорочка, и даже не Глория, но я решила подсказать ему, а точнее я хотела показать свою сообразительность Эрне. Я поняла в чём дело.
— Вот видишь, — сказала Эрна. — Украл бумажник, а оказался в Плывунах.
— Но я помогал вам, и мама вам помогла с кабинетом.
— Ты хочешь: «дашь-на дашь» — Эрна грустно улыбалась. — Я оставлю тебе жизнь, Артём. Сам король за тебя попросил. Ему нравится, как ты танцуешь. Можешь приходить к нам на занятия. Ну и меняйся. В лучшую сторону, как бы это назидательно и скучно не звучало. Это долгий разговор. Их у нас с тобой будет достаточно. Помни о том, что ты теперь посредник между нашим миром и вашим, а не кандидат на ничто.
«Кандидатами на ничто» Эрна называла тех, кто должен был умереть. Неужели она и правда хотела его уничтожить? Может, поэтому так долго тот тренер не тащил шланг? Но ведь тот, которого Тёма называл дьяволом, охотился на папу, не на Артёма.
— Спасибо! — сказал Артём. Он уже был в своей одежде. Она сама моментально наделась на него, а плывунская нерукотворная пропала.
— Подойди, возьми меня за руку и представь, что ты оказался дома.
Артём шагнул к Эрне и тут наткнулся на стол, где стояли мои головы. То есть не мои, конечно же, я не змей-горыныч, а кукольные головы, и ручки, и для босых кукол, голые стопи, ну и молоток конечно же (куда ж без молотка, без молотка мне никуда. И Эрна была уже не рядом, в глубине. Такой обман зрения — пять-дэ. Плывуны любили разные оптические обманки. Увидев, мои «произведения», Артёму стало не по себе. Видно было, как он испугался.
— Это куклы мои.
— Ой, — Артём держался за левое подреберье, прям, как моя мама, когда ссорилась с отчимом. — А я уж подумал…
— Артём! Тебе пора!
Я видела, как испугался Артём, увидев Эрну не рядом, а как бы в другом пространстве, как будто она очень далеко, и совсем кажется маленькой.
— Не бойся. Это пространства расслоились, — ободрила, как могла я Артёма.
Он боязливо шагнул к Эрне, и они пропали.
Я решила мастерить куклы, но у меня не получалось даже вывернуть простенькую лапку плюшевой собачки на лицевую сторону. Я волновалась, несмотря на то, что Плывуны — это мир спокойствия равновесия и гармонии. Больше всего меня поразил и возмутил рассказ Артёма, о том, как он у моего беззащитно-нерукотворного папы пытался спереть бумажник. Вот придурок-то! Деньги предназначались для папы и нас с мамой, другие не смогли бы ими воспользоваться — в этом все плывуны, у них всегда помощь конкретная, что сейчас у мамы в конторе называется — адресная. Плывуны не собираются спасать всё человечество. Каждый спасётся по вере своей — они эти догмы оставляют церковникам. Плывуны — дополнение, они считают, что спасётся далеко не каждый, некоторым они помогут, а других, наоборот, потопят.