Кто ты, Эрна?

— Непредвиденная? — мне почему-то казалось, что если бы Эрна хотела, Босхан намного раньше начал топить лёд.

Эрна покачала головой: это движение можно было расценить и так и этак.

— Ну что? Хочешь увидеть своего Артёма?

— Но он не мой? — с надеждой уточнила я.

— Почему?

— У него девочка красивая.

— Ну и что? Ты считаешь себя некрасивой?

— Да, — выдавила я из себя.

— Не буду тебя разубеждать, — Эрна улыбнулась грустно, очень грустно. — Хочешь с ним поболтать?

Я почувствовала, что опять краснею. Уф!

Эрна пропала.

В комнату постучали.

— Можно?

Это был он!

С заклеенной бровью, с фингалом и красной скулой. Под правым ухом тоже было заклеено. Я узнала пластырь: тот дышащий, из-за дороговизны которого когда-то так переживал отчим.

Футболка на нём белая чистая, и толстовка явно была одета после драки.

— Да. Это мне тут презентовали. Стираются вещи.

— Да ладно, — я сидела красная как рак. — Тут ничего не стирается. Просто, чтобы тебя, не пугать, вещи забрали. Они у них сразу чистыми станут.

— У кого, у них?

— Ты чё, дебил? — я так разнервничалась, что стала нести откровенность за откровенностью. — Не знаешь, где ты?

— Знаю, знаю, — он махнул рукой, обернулся — тут же появился стул, белый резной пластиковый. У всех такие сейчас на даче. Меня это удивило. Я уже хорошо знала Плывуны, ориентировалась в них. Плывуны меня любили, шли мне навстречу. Я чувствовала это отношение к себе во всех тенях, ползающих, порхающих, скользящих. Они все меня знали, они всячески показывали мне своё расположение, старались. Ни разу за три земных месяца (декабрь был четвёртый по счёту месяц, как я очутилась в Плывунах) мне никто не подсунул такой примитивный одноразовый пластиковый стул.

Артём обрадовался, сел в него, и я увидела, что он плачет.

— Что ты! Я не хотела тебя обидеть. Ты в Плывунах, если ты этого ещё не понял, ты в Плывунах.

Артём плакал, сморкался в подол своей футболки, вытирал рукавом слёзы, но он плакал и плакал. Мне стало не по себе. В этот момент он меня раздражал. Я его почти разлюбила.

— Просто ты же бывал здесь. Я тебя видела, поэтому так и сказала. Извини. Не люблю глупых вопросов.

— Значит я в Плывунах, — всхлипывал Артём. — А почему я в Плывунах?

— Тебе надо оклематься. В Плывунах быстро заживают болячки и раны. Я однажды гриппом заболела, зашла в Плывуны, вышла, и, чувствую, — выздоровела. Тут же тебе не больно. Раны же не болят? Ну и что ты нюни распустил? — до сих пор не понимаю, почему я так смело с ним говорила. А впрочем… Плывуны всегда создавали для меня оптимальный вариант во всём: в поведении, в работе, в мыслях. Это они подсказывали, как себя вести.

Он встрепенулся, стал трогать скулу, чесать бровь, осторожно дотронулся ребром ладони у шеи, под ухом.

— Точняк! Не больно! — он почти обрадовался.

— Я и говорю. Ну?

Он улыбнулся.

— Что ты: то плачешь, то смеёшься? — нет! Это определённо была не я. Такое общение мне самой никогда не удавалось.

— Просто ты как мой отец. Он тоже «нукает».

Я улыбнулась в ответ:

— Ну, успокоился? Ну и молоток. — и посмотрела на стол. На столе, лежали головы моих новых кукол, и ещё разные инструменты. И маленький молоточек конечно же, он для нетканых материалов нужен, для кожи и тому подобное.

— Это что? — Тёма испугался.

— Я стражников делаю. Ну и просто куклы.

— А-ааа. Круто. Стражники — это тоже плывуны.

— Да нет, конечно. Можно сказать, стражники — ожившие куклы. Плывуны их программируют и выпускают в конечный мир.

— Ага. Про конечный мир я знаю. Мне Гришаня говорил.

— Пианист? — я поморщилась.

— Да он. — Артём замялся. — И часто ты здесь?

Я рассказала Артёму всё про себя, он слушал меня с каким-то напуганным видом.

— Значит, Лора, ты здесь, потому что твой папа — тень Плывунов.

— Ну да. Он ходил сгустком энергии, ему смастерили оболочку. Не в прямом смысле смастерили. Не как я кукол. А потом он отчима довёл. Отчима хватил смертельный удар, и папа в его тело вселился.

— Но твой отчим теперь ходит в теле моего бывшего друга. — Артём тяжело вздохнул. — Бывшего друга.

— В том-то и загвоздка, из-за этого вся заваруха. Моего папу хотят убить. Но Эрна сказала, что плывуны в отместку убьют отчима.

— Хорошо бы, — сказал он. — А пока этот дьявол чуть не убил меня. Если бы не Босхан Канурович с этим кипятком…

— Он тебя знает? — перебила я. — Неужели тот фигурист… Не может быть! Просто хулиган. Почему дьявол?

— Потому что он дьявол.

— Да ну? Такой красивый? Без рогов и хвоста? — я представляла себе дьявола как в «Мастере и Маргарите», по телеку показывали. Он был старый и жирный. С тремя подбородками.

— Красивый, — усмехнулся он. — А я что некрасивый?

— Ты? Очень!

— Ну вот. — он вздохнул. — Понимаешь, такая фигня вышла. Теперь я понимаю, что и не фигня вовсе. Всё подстроено. Всё везде подстроено. Все против меня.

Мне показалось, что он заговаривается. Я даже хотела предложить ему отдохнуть. Но не посмела. Стала слушать.

— Короче, Лёха и Влад мои друзья. Мы у физрука Босхана Кануровича бегом занимаемся.

— А танцы?

— Про танцы потом. Ушёл я с танцев.

— А я тебя так ждала на концерте. А тебя не было. Я ушла с выступления.