Кто убил Джона Леннона? Жизнь, смерть и любовь величайшей рок-звезды XX века

Так вот, я приезжаю, а он, черт подери, уже там! Сидит на стуле, стоящем посредине комнаты. И он говорит: «Рад тебя снова видеть!» И я типа: «Что? Неужели мы раньше встречались?» Словно можно случайно позабыть, как ты встречался с одним из битлов. А оказывается, что мы действительно встречались – в студии Electric Lady в Нью-Йорке, в день, когда писали Дэвиду «Fame». Джон Леннон помнит, что мы встречались, а я этого не помню. Представляете?

Слик занервничал, но виду не показал и Джона не испугался.

– Это был просто разговор двух музыкантов. Я на двенадцать лет его младше, но это не имело никакого значения. В мире музыки разницы в возрасте не существует. Но при этом он был одним из битлов. А я был большим поклонником группы, ох, блин, большим… Для меня The Beatles была – выше нет. И Джон был совершенно прав, они были популярней Иисуса. Если честно, то, конечно, да. В то время, правда, таких заявлений не позволяли делать, и поэтому Джона сильно напрягали по этому поводу. Он извинился, но было видно, что не особо искренне. Что мне, кстати, очень понравилось. Он знал, что делает. Он был умнее всех их. Он все правильно вычислил в том сценарии, только вот время не угадал. Он копал гораздо глубже, чем все могли понять своими мозгами. О, да, я был большим поклонником The Beatles. Для них не было ничего святого. Если взять и на быстрой перемотке промотать с того момента, какими они были, до нынешнего времени, то они могут показаться ручными и безобидными. Верно ведь? Но, бог ты мой, этой безобидности раньше и в помине не было. Они не были ни ручными, ни безобидными. Они были крутыми. Играли офигенно. Были смешными. Великие музыканты, отточившие свое мастерство в Гамбурге. Там они сплотились и стали группой. Лучше и представить себе невозможно.

И вот Джон – похабник, тот, который не молчит, тот, кто не боится сказать то, что думает, сидел на стуле в центре комнаты и рассматривал своего двадцативосьмилетнего гитариста, «кота в мешке», с которым собирался начинать работать.

– Он оправдал все мои ожидания, – говорит Слик. – Он был настоящим. Он не превратился в самовлюбленного гондона, что случается со многими из великих, так что после встречи ты думаешь: «Ну, вот и все, прощай, очередной миф». С самого начала я его прекрасно понимал. Он был дико успешным, но при этом не стал псевдоинтеллектуалом или светским тусовщиком. Он суть свою сохранил. Он не был парнем из рабочего класса, который теперь общается только с королевами, принцами и политиками. Он не переодевался в смокинг и «не припудривался» каждый раз, когда выходил поесть или выпить кофе. Он был лишен этого выпендрежа. Так Джон себя точно не вел. Он был настоящим, реальным и земным. Он делал все так, как ему хотелось. И без пафоса. Казалось, что он был Джоном Ленноном, но до The Beatles. Вел себя как простой рабочий парень.

Я помню один из наших с ним последних разговоров. Даже более того, наш последний разговор. Он был в Нью-Йорке, я – в Лос-Анджелесе. Я позвонил в студию по своему вопросу, он оказался рядом, подошел к телефону, и мы немного поболтали. О турне 1981 года, которое он планировал и которого никогда не случилось. Он спросил меня: «Как там, на Западном побережье, альбом воспринимают?» Типа другое побережье – другой мир. Повторяясь и повторяясь: «Да, но на самом деле как им альбом, нравится?» Я отвечаю: «Да, альбом нравится. Ты в курсе, что он в хит-параде поднимается?» А он: «Да я понимаю, но им на самом деле нравится? Я очень надеюсь, что людям альбом пришелся по вкусу».

Вот какая у него при этом была неуверенность. Его внутренний мальчишка никуда не делся. Что, конечно, супер. Это говорит о том, что он может расти и развиваться. Когда считаешь, что все, что ты делаешь, достойно золотого диска, что все идеально, то ты уже не в состоянии расти, а расти и развиваться надо. Он был не уверен в себе до самого конца.

Мы разговаривали со Сликом перед его турне по Англии под названием Evening with… Во время тех гастролей я несколько раз брала у него интервью на сцене. Однажды заговорили о том, как Джон вел себя в студии. Как один из музыкантов или как лидер? Он только сам принимал решения или прислушивался к тому, что ему предлагают?

– У него в этом смысле все было вообще идеально. Сейчас объясню почему. Он был командиром, он был главным. Он писал свою пластинку. Он пригласил на запись понравившихся ему музыкантов, но он этого никогда не подчеркивал. Ничего не навязывал. Он относился к нам с уважением, а мы знали, что ему было нужно, и просто играли. Мы писа́лись с большим удовольствием, потому что к нам относились с большим уважением. Было совершенно очевидно, что он просто хочет быть вокалистом. Он сам написал все песни, он знал, что подобрал правильных ребят, поэтому нет никакой необходимости над всеми постоянно нависать и раздавать приказы. Он относился к людям так, как хотел бы, чтобы относились к нему самому. Но при этом Джону Леннону никто никогда не имел права приказывать.

Были ли у вас задушевные разговоры про жизнь? Не сравнивали ли вы личный опыт?