– Как только я увидел Джона, – вспоминал Энди, – у меня появилось ощущение, что я встретил друга, с которым давно не виделся. Видимо, он очень соскучился по Англии, в которой уже почти десять лет не был. Мы начали запись и очень искренне говорили несколько часов. Обсуждали все темы, запрещенных вопросов и проблем не было. Позднее Йоко говорила, что многое из сказанного ее поразило, потому что она слышала это впервые. Джон откровенно признал, что весь цирк вокруг The Beatles его сильно достал. Группа перестала гастролировать, потому что музыканты из-за воплей уже не слышали, что поют. В такой ситуации Джон произвольно менял слова песен, просто ради развлечения. Он говорил, что пел «Устал от подагры» / Pissed with Gout вместо «Twist and Shout», потому что слов никто не слышал. Он сказал, что к 1969 году битлы практически друг с другом не разговаривали, и он был ужасно рад тому, что в апреле 1970 года Пол заявил, что уходит из группы, опередив этим шагом Джона. Джон воспринимал битлов как собственную группу, и поэтому имел право решать, когда она перестанет существовать.
Джон с Йоко откровенно говорили о том, как встретились, о влиянии Йоко на The Beatles, о BBC World Service, гомосексуализме, феминизме, багизме[178]
и о постельных акциях борьбы за мир, о Киоко и борьбе Йоко за право опеки над дочерью, о свадьбе, о том, как их «приняли» с наркотиками во время обыска у них дома, о поведении Джона во времена «потерянного уик-энда», о выступлении с Элтоном Джоном, о том, как Джон был примерным мужем-домоседом и пек хлеб, о выступлении Боуи на Бродвее в «The Elephant Man», о новой волне и панке, а также о том, что Джон перетянул на себя одеяло с песней «Imagine», хотя творческий посыл композиции принадлежал Йоко[179].– На самом деле авторами песни надо указывать «Леннон – Оно», потому что во многом текст, а также сама идея принадлежали Йоко, – заявил тогда Джон. – Но в то время я был мачо, был более эгоистичным и не захотел упоминать ее как автора. На самом деле текст частично взят из книги Оно «Грейпфрут», там она писала: «Представьте себе это и представьте себе то…» Так что уже давно пора отдать Йоко должное. Если бы, например, подобная история у меня была с Боуи, я бы указал авторами «Леннон – Боуи». Если бы соавтор был мужчиной.
Кроме этого, Джон говорил о том, что писался с Гарри Нилссоном, и авторство было обозначено как «Леннон – Нилссон».
– Но когда мы писали песню, я подписал ее «Леннон», ну, просто потому, что она моя «жена». Зачем упоминать ее имя, понимаете?
– Это было самое сильное, откровенное и трогательное интервью, которое Джон когда-либо давал английской прессе, – вспоминает Энди. – Все прошло так хорошо, что, как только мы закончили, он сказал, что надо сделать еще одно интервью. Джон говорил, что приедет в Англию на Новый год, и обещал выступить на моей передаче.
Несмотря на то, что позднее окружающие считали этот материал ответственным и важным в карьере Энди (со всеми вытекающими из этого обязательствами), он по сей день остается одним из его любимых. Довольные и счастливые Джон и Йоко пригласили англичан в свой любимый ресторан Mr Chow – гламурное заведение с зеркалами во всю стену. Это было место для тех, кто любит себя показать.
На следующий день Энди покупал подарки на Рождество, а вечером 8 декабря сел на борт отбывающего в Лондон самолета авиакомпании Pan Am. Впервые за все время работы журналистом, которая дала ему возможность путешествовать по всему миру, ему стало страшно находиться в воздухе. Страх неожиданно возник в середине перелета через Атлантику. Энди не мог понять, что с ним произошло.
– Потом я узнал, что одну из дверей лайнера недостаточно плотно закрыли, – вспоминает он, – и по этому поводу было много разговоров, от которых мое настроение не улучшилось. У меня было чувство, что я в опасности, при этом я совершенно не тот, кто волнуется по пустякам. Я отлетал десятки тысяч миль и никогда не испытывал никакого волнения. Но тогда я был в таком состоянии, что стюардессе пришлось меня успокаивать.
Энди был слишком взволнован для того, чтобы уснуть, читать, слушать музыку или смотреть кино. Через три часа и сорок пять минут после взлета он вскочил со своего кресла.
– Я принялся ходить взад и вперед по проходу и услышал, как кто-то окликнул меня по имени. Это был известный спортивный журналист Хью Макиванней, близкий и очень давний друг моего отца. Он спросил, как у меня дела (судя по всему, дела у меня были так себе), и предложил присесть рядом с ним. Он спросил, что я делал в Нью-Йорке, и я рассказал ему про Джона, о том, что взял у него длинное интервью и какое потрясающее впечатление он на меня произвел. Как потом выяснилось, я встал с кресла в ту самую минуту, когда Марк Чепмен нажал на курок. Не знаю, как бы я тогда себя повел, если бы мне сказали, что именно тогда и убили Джона Леннона.