Через некоторое время битлам уже были нужны более сильные препараты, и они начали принимать «спиды» – амфетамин. Англосаксы назвали амфетаминосодержащие препараты «Черными бомбардировщиками» / Black Bombers, «Французскими синими» (или «французской тоской») / French Blues и «Пурпурными сердцами» / Purple Hearts.
Спустя некоторое время о битлах услышали не только моряки, но и молодые гамбургские интеллектуалы, которые до этого предпочитали джаз. На концерты стали приезжать одетые в черное модные выпускники Meisterschule für Gestaltung – школы дизайна, которая сейчас называется университетом прикладных наук, где преподают фотографию, моду и искусство. Первым с битлами познакомился Клаус Форман, после чего представил музыкантам Астрид Кирхер, Юргена Воллмера и некоторых других. Когда я брала интервью у Клауса, ему уже исполнился восемьдесят один год.
– За эти годы многие просили меня дать оценку моему хорошему другу Джону Леннону, – говорил он. – Но я этого не делал. Я не могу ни анализировать, ни оценивать его. Это слишком сложно. Для меня лично инкарнация Джона до того, как они стали знаменитыми, наиболее интересна. Он не был счастливым. О, нет. Джон был всегда чем-то расстроен. Он был очень смешным, полным сарказма, и пытался отшутиться от своих проблем. Он не понимал, кто он, это мне было ясно как день. Причиной этого были его проблемы, связанные со смертью матери, которая погибла относительно недавно, за пару лет до нашего знакомства, и он так и не примирился с ее смертью.
Джон делал вид, что он – рокер, но на самом деле таковым не являлся. Я познакомился сначала с ним, а потом и с остальными. Тогда мне было интересно, что он за человек. Я его боялся, мне казалось, что Джон может сделать мне больно, но при этом в нем была сила, которая меня притягивала.
Клаус говорит, что у его друзей было мало общего с битлами.
– Мы были людьми искусства. Мы ходили в замше и коже, носили яркие шарфы и смешные прически. Мы были людьми думающими, старались глубоко копать и в клубы обычно не ходили. В клубах много дрались. Но нам повезло – официанты заметили, что мы подружились с битлами, и нас защищали. Мы практически каждый вечер стали приходить на Гроссе Фрайхайт, чтобы послушать их выступления.
Клаус родился в Берлине в семье врача. Он был на два с половиной года старше Джона, и, когда познакомился с The Beatles, ему было двадцать два. Позднее Клаус стал дизайнером. Первый альбом, который он оформил, был альбомом группы The Typhoons, сделавшей кавер на инструментальную композицию The Ventures 1960 года «Walk Don’t Run».
– Я очень гордился той обложкой. Я немного говорил по-английски и показал оформление альбома Джону, Стю и остальным. Так у меня завязался с ними контакт. Потом мы долго болтали со Стю о Кандинском и других наши любимых художниках, и битлы тоже участвовали в разговоре. Даже Джон тогда болтал с нами, хотя ему обычно не нравилось, когда не он находился в центре внимания. Битлы не были похожи на людей, с которыми я тогда общался, и поэтому мне было с ними интересно. Мне кажется, что и им было интересно общаться со мной и моими друзьями. Мы были образованными, нас научили чувствовать, интересоваться и задавать вопросы. В то время мы считали себя экзистенциалистами, нас интересовала философия этого движения, и Джон предложил называть нас «экзисами»[72]
.Я был совершенно уверен, что их ждет успех, – говорил Клаус. – С самых первых минут выступления я знал, что у них большое будущее. У Джона был уникальный для рок-певца голос и масса энергии. У Пола был сильный и мелодичный вокал. Милейший Джордж был прекрасен, великолепно держался, когда пел песни Эдди Кокрана и Джо Брауна. Каждый из них обладал ярким характером. И сочетание всех музыкантов было волшебным. В то время я ничего не анализировал, только чувствовал.
Но Джон продолжал оставаться загадкой для Клауса. Несмотря на показуху и позы, Джон не делился с друзьями самым сокровенным, о чем Клаус очень жалеет.
– Постепенно это изменилось, и он начал говорить о себе. Но это были всего лишь короткие отрывки. Гораздо позднее, когда мы дружили уже много лет, когда он жил в Америке и делал сольные проекты, во время наших встреч он стал больше открываться. В Гамбурге про себя он рассказывал очень мало. А я очень хотел узнать о нем, как можно больше.
Помню, как однажды мы с ним страшно напились и пошли в стрип-клуб, из которого нас выкинули. Было где-то пять утра. Мы пошли на рыбный рынок, сели на скамейке под открытым небом и разговорились. Тогда у нас состоялся неожиданно открытый и откровенный разговор, но тем не менее он не позволил себе до конца открыться. Он словно себя потерял. Я был чуть старше, со своими проблемами. Но было больно видеть ту агонию, в которой он находился. В приступах гнева он мог разбить кулаком дверцу шкафа или порвать свою любимую кожаную куртку. Он был мне близок, но я ничем не мог ему помочь.
Клаус считает, что главной проблемой битлов было то, что рядом с ними не было взрослых, которые могли бы им помочь советом.