Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы

О дальнейшем ходе расследования дела и его окончании будет дана дополнительная информация через вашу газету.

28. И стынет " Голубая кровь”. Интервью с Г. Иваницким

А. Рыскин

(Газета "Megapolis Express”, № 3, 1990 г.)

Пятый год не утихают страсти вокруг "голубой крови". Чем дальше тянется эта трагическая история — тем больше возникает вопросов. Давно уже нет в живых создателя препарата перфторан профессора Феликса Белоярцева. Заступившийся за доброе имя погибшего профессора Генрих Иваницкий, руководитель программы по созданию кровезаменителя, давно уже снят с постов директора Пущинского центра АН СССР и директора Института биологической физики. Исключенный из партии постановлением Серпуховского ГК КПСС, в минувшем году он был вьщвинут коллективами многих академических учреждений кандидатом в народные депутаты СССР. В последние годы он не обойден не только вниманием прессы, но и неустанной опекой компетентных инстанций. Отлаженный следственный механизм, раз закрутившись, уже не может остановиться. Уголовное дело в Прокуратуре СССР, начатое несколько лет назад по факту нарушения правил клинических испытаний препарата перфторан, по сей день не закрыто. Число людей, втянутых в орбиту этого "дела", с каждым годом растет, но Иваницкий, бесспорно, остается и сегодня мишенью № 1. Однако можно сказать: он сумел устоять в этом следственном марафоне.

Сегодня член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской и Государственной премий Генрих Иваницкий — гость "М-Э":

— Думаю, случись вся эта история не в 85-м году, а двумя годами раньше, мы бы с вами сейчас не беседовали. Судьбы Хинта, Худенко и многих-многих других, менее известных людей, попавших в прицелы организованной травли, тому подтверждение. Трагическая смерть профессора Белоярцева, безусловно, в этом же ряду.

— Вы хотите сказать, что следующей жертвой должны были стать вы, как руководитель программы "Искусственная кровь" и директор института?

— Ну, что значит должен был? Такое, конечно, не исключалось. С самого начала меня психологически обрабатывали. Пущино — город маленький. Все слухи моментально становятся достоянием каждого жителя. Конечно, когда я узнал, что сотрудники Серпуховского отдела УКГБ стали распространять среди научной общественности "информацию" о том, что "Белоярцев — жулик и аферист", когда мне сказали, что "эффект от применения перфторана такой же, как от отравливающих веществ", а Иваницкому грозит уголовное заключение, я был, мягко говоря, потрясен. Я впервые тогда столкнулся с нашей правоохранительной системой.

— У вас были на этот счет какие-то иллюзии?

— Пожалуй, были… Конечно, я знал о процессах над диссидентами, знал, за что Сахарова упрятали в Горький. Конечно, я понимал, что все эти разгромные статьи в газетах, все эти суды, свидетели, речи прокуроров были ложью и спектаклями. Но спектакли-спектаклями, ложь-ложью, однако и судящие и судимые знали, что у нас арестовывают, держат в психбольницах, в лагерях особого режима на самом-то деле — за дело! Потому что деятельность Сахарова, деятельность диссидентов в "Комиссиях по проверке выполнения Хельсинских соглашений", в "Хронике текущих событий", в "Фонде помощи политзаключенным", их интервью и публикации, открытые письма и обращения — это и была как раз самая пугающая власти деятельность. Но Белоярцев занимался наукой. Я полагал тогда: за это не сажают…

— Но, может быть, Белоярцева и не собирались сажать?

— Может, и не собирались. Но последний день его жизни превратился в сплошную цепь унизительных обысков, проводившихся на виду у жителей небольшого города, многие из которых хорошо знали Феликса Федоровича. Завершающим событием этого дня был визит "органов" на его дачу, находящуюся на расстоянии более 300 километров от Пущино. Он подал мне докладную записку, где просил оградить себя и своих сотрудников от произвола "компетентных органов". Тогда же я посетил заместителя начальника УКГБ Московской области В. Новицкого, который отдал распоряжение прекратить "расследование". И буквально в тот же день делом Белоярцева занялся ОБХСС…

Но главное, что в те дни не могли понять ни я, ни Белоярцев, — это мотивы начавшейся травли. Я, например, вначале полагал, что это Серпуховское УКГБ таким образом со мной сводит счеты.

— А что, были трения?

— Да в общем-то нет, если не считать того, что я всегда препятствовал превращению Пущино в загородную дачу для крупных чиновников. Ну, и естественно, когда мне сообщили, что на одной из служебных квартир, используемых серпуховской госбезопасностью, происходят пьянки — я как директор научного центра не мог не вмешаться.

— Это когда было?

— Незадолго до истории с "голубой кровью". Но знаете, это был довольно банальный конфликт — к подобным инцидентам принято относиться спокойно. В общем-то мы не ссорились с этой организацией.

— А других инцидентов не было?