— Что? Молчать!!! Разговорчики в строю! Кто разрешил? — И, видя изумлённые лица солдат, уже нормальным голосом, добавил: — Что? Подумали, что у сержанта крыша поехала? Да, бойцы? Ладно, вольно, можно расслабиться и покурить. Пойдем в курилку, всё обсудим!
Закурив сигарету, Саня распределил бойцов, дав каждому конкретное задание:
— Вы двое — за лопатами и песком. Вы — за вёдрами и ломами и организуйте воду. Ты, Новак, организуй доставку к вышке бетонных плит, которые лежат в автопарке неизвестно для каких целей. Если будут лишние вопросы, скажи, что это приказ начальника штаба, будут упрямиться — отправляй всех ко мне! Как поняли? Приём! Выполнять, быстро!
Солдаты разбежались выполнять приказ и через пятнадцать минут уже стояли у караульной вышки. Снега в этот год выпало много, и ребята без труда вырыли и сформировали в снегу «окоп полного профиля». Потом это сооружение облили водой, а когда она замёрзла, засыпали песком. Процедуру обливания водой и засыпания песком для верности повторили несколько раз. После окончательного «оледенения» дно и стенки окопа немного аккуратно подолбили ломами, чтобы видны были следы «непомерного труда». Сверху уложили бетонные плиты и организовали ячейки для стрельбы, которые обложили досками, чтобы «не рикошетили пули». Через час работа была закончена.
Вернувшись в роту, Белозёров проинструктировал дежурного, чтобы его взвод не поднимали по команде «Подъём», а потом принесли им всем еду из столовой прямо в казарму, объяснив интересующимся, что люди работали всю ночь по приказу начштаба.
Утром в казарму зашёл шеф и, выслушав объяснения дежурного по роте, дал команду «Белозёровских» не будить. Часам к десяти, когда уже надоело лежать в койке, Саня пришёл к начштабу и сонным голосом доложил:
— Товарищ подполковник, ваше приказание выполнено! Окоп полного профиля у караульной вышки сооружён. Люди работали всю ночь, теперь отдыхают! Сделали всё, что могли!
— Знаю, видел. Отличный окоп! Трудно было?
— Да мы люди привычные. Жду ваших дальнейших распоряжений! — бойко отрапортовал Белозёров.
— Я свои обещания держу, — сказал шеф, вручая Сане пачку увольнительных листов. — Заполни сам, моя подпись и печать есть. Если спросят, почему увольнение в будние дни, скажи — приказ начальника штаба! Гуляйте! Молодцы!
«Молодцы» гуляли три дня.
И всё было бы хорошо, если бы не наступила весна! Бывает такое иногда в природе, ну, примерно раз в год. И случилась долгая оттепель, после которой окоп банально, не испросив ни у кого разрешения, растаял! Когда Белозёров в очередной раз пошёл с начальником штаба по караулам, то многие сослуживцы видели, как «Наполеон», заложив правую руку за борт шинели, в позе своего великого двойника, тупо смотрел на бетонные плиты, лежавшие на гранитной сопке, да горки песка, обозначавшие место бывшего «окопа полного профиля». Потом его лицо стало цвета спелой свёклы и, набирая обороты и разгоняя густые облака над территорией части, в небо понеслась «ненормативная лексика», продолжавшаяся минут пятнадцать. А Белозёров, сняв ремень, отправился на местную гауптвахту сидеть трое суток в одиночной камере, которую называли «камера смертников».
Гауптвахта
Знает мясо, чью кошку съели!
Гарнизонная гауптвахта представляла собой небольшое помещение, разделённое на несколько камер для солдат и сержантов и отдельно для офицеров и прапорщиков. Вся территория гауптвахты была огорожена высоким забором, за которым был плац для проведения строевых занятий в целях воспитания «заключенных» и наставления их на путь истинный.
Это была солдатская тюрьма, но иногда из других гарнизонов привозили и матросов. За отсидку матросов платили краской и спиртом, поэтому начальник гауптвахты майор Сидоренко был самым уважаемым в гарнизоне человеком, у которого всегда можно было добыть необходимое количество краски для нужд части. Про спирт история умалчивает.
Была также одна одиночная камера, в которую сажали особо опасных преступников. К ним и отнесли Белозёрова по приказу начштаба после истории с окопом.
Майор Сидоренко был худой высокий мужик с чёрными усами, как со старинной картины. В мирной жизни это был человек безобидный, но с болячкой — язвой желудка. Язва эта грызла его изнутри, а он вымещал свою боль на подчинённых и сидельцах гауптвахты. Порядки в этой тюрьме были просто драконовские, если не сказать хуже. Гестапо отдыхает!
День начинался примерно так. В шесть утра подъём. После построения «зэков» на тюремном плацу выходил майор Сидоренко, которому отдавали рапорт. Начиналась перекличка. После этого майор задавал какой-нибудь безобидный вопрос. Что он мог спросить, нельзя было угадать никогда, потому что всякий раз вопросы были совершенно разные. Ну, что-то вроде:
— Доблестные связисты есть? — кричал майор.
— Так точно, товарищ майор! Есть! — Всегда кто-то из вновь прибывших попадался на эту удочку, думая, что можно будет получить послабление режима или просто провести день в тепле, ремонтируя какой-нибудь старенький обшарпанный радиоприёмник.