Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

— Нельзя, — сказал он себе, — это Серому, скоро придёт мой маленький наглый брат. Сейчас его время наступает. — Саня посмотрел на часы.

С маленьким братом он познакомился в свой первый день пребывания на гауптвахте. Ближе к ночи в углу камеры возле табурета что-то зашуршало, и в полоску света на самую середину камеры вышел… небольшой серый мышонок. Нисколько не боясь, он с любопытством уставился на «сидельца», как бы вопрошая: «А ты кто такой? И чего здесь делаешь? Это моя территория». Белозёров замер, чтобы его не спугнуть. Так они и просидели минут десять. Потом мышонок, совсем осмелев, начал бегать по камере и подбирать мелкие крошки от хлеба, упавшие во время еды на пол. Побегав ещё минут десять, он подбежал к своей норе, обернулся на прощание и, как бы спрашивая: «Точно больше ничего нет?», блеснул чёрными глазками на хитрой усатой мордочке и скрылся в темноте.

На другой день Саня заначил небольшой кусочек хлеба, и вечером с мышонком они уже были друзья, «проболтав» часа полтора. Сегодня он решил попробовать покормить мышонка с руки и тихо сидел на корточках в ожидании прихода своего маленького друга.

— Да. Я-то выйду отсюда через день, а ты, брат, будешь сидеть в этой тюрьме до самого дембеля. Бедолага. Правда, где родился там и родина. Не всем же на Багамах жить, — бормотал Белозёров, прикрыв глаза и сунув замёрзший нос в воротник шинели.

— Ничего, хвостатый, мы их всех переживём и будем с тобой знаменитые на весь мир. Не веришь? — Саня наклонился и заглянул в тёмную нору. — Мне ребята рассказывали, что в Корзуново — есть такое место, где лётчики базируются, — служил первый в мире космонавт Юрий Алексеевич Гагарин. Спросишь: «Ну и что?» А то. Он тоже был, оказывается, не самый примерный в мире солдат. И тоже неоднократно сидел на местной гауптвахте. Вот так. Там даже в камере, где он сидел, была надпись: «Здесь сидел Гагарин». Надпись, конечно, закрасили, а после того как Гагарин полетел в космос, не поверишь, восстановили. И теперь в эту камеру сажают только по большому блату, ну, чтобы тебе было понятно, по знакомству И только отличников боевой и политической подготовки. Вот так, брат! А поскольку я отличник боевой и политической подготовки, то я обязательно полечу в космос. Ну и, естественно, возьму тебя или кого-то из твоих родственников. Ты только им всё расскажи, что я тебе говорил. А сейчас давай оставим в этой камере надпись: «Здесь был Саня».

Белозёров встал и звёздочкой от пилотки нацарапал на стене: «Здесь был Саня», он хотел ещё приписать фамилию, но, немного подумав, зачеркнул всё написанное ранее.

— Нет, Серый, не будем торопить события. А то ещё и схлопочем дополнительные трое суток ареста. И не быть нам космонавтами. А когда станем космонавтами, вернёмся сюда и напишем на всю стену: «Здесь сидел Белозёров Саня и его друг Серый». И пусть потом историки перероют всю мою биографию, отыскивая моего неизвестного друга по имени Серый!

Белозёров опять сел на корточки и прислонился к стене, поглядывая на нору и держа в руке корочку обалденно пахнущего хлеба. Но мышонок так и не появился.

Вскоре от холодной стены пошли мурашки аж по всему телу. Саня быстро поднялся на ноги и зайчиком запрыгал по камере, пытаясь согреться.

Минут через десять в камеру потянуло дымком. Это водой тушили в коридоре печи, поскольку кончилось время, отведённое на их топку и обогрев помещений. Какой дебил и когда придумал этот ритуал, не знал и не помнил уже никто, но соблюдался он безукоризненно!

В камеру вернули отобранный с утра табурет, на котором Белозёров, прислонившись к стене, мог немного вздремнуть до следующего подъёма. Он почти задремал, подняв воротник и пытаясь согреться собственным дыханием, когда дверь камеры со страшным лязгом распахнулась и солдатик «выводной» прокричал:

— Арестованный, на выход! К начальнику гауптвахты!

Белозёров встал, сунул руку в карман, вытащил хлебную корочку и незаметно бросил её под табурет к мышиной норе. После чего заложил руки за спину и, под команды «выводного»: «Лицом к стене! Налево! Прямо по коридору! Шагом марш! Стоять! Лицом к стене!», постоянно ощущая уткнувшийся ему между лопатками штык карабина, медленно побрёл в помещение, которое называлось кабинетом начальника гауптвахты. Оно почти не отличалось от остальных камер, разве что в нем было немного почище да стояла деревянная мебель, состоящая из стола, трёх стульев, шкафа для бумаг и дивана. На стене висел портрет одного из тогдашних руководителей страны и обязательный портрет Ленина. А ещё здесь была своя отдельная печка, в которой жарко горели берёзовые поленья, отчего становилось очень тепло. А по сравнению с одиночной камерой, даже уютно.

— Товарищ майор, арестованный Белозёров по вашему приказанию доставлен! — бодро отрапортовал выводной и, получив разрешение уйти, вышел из «камеры» начальника, закрыв за собой дверь.