Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

— Ну, друг ситный, расскажи, за что же тебя отправили на гарнизонную гауптвахту? А то в сопроводиловке написано: «За обман руководства». Я уже пять лет здесь начальником и впервые встречаю такую формулировку. Обычно же как пишут: «За отклонение от уставного требования». Что это значит? А это — самовольные отлучки из части, ну и вытекающие отсюда последствия, то бишь бабы и пьянка. А тут: «За обман руководства». Да ещё с направлением именно в одиночную камеру. Ну, я весь внимание!

Чтобы подольше побыть в тёплом помещении, Белозёров не торопясь начал рассказывать про шефа — начальника штаба, про московскую комиссию, про вырытый в снегу окоп, который, естественно, растаял, ну и что из этого получилось. А почему в одиночную камеру, так шеф сказал, что в общей камере — это, мол, не наказание. Там компания таких же раздолбаев, как и ты, и какое-никакое, но общение. Кто анекдот расскажет, кто про свои похождения с девчонками. А подумать про жизнь и своё поведение можно только в одиночке. Пять дней — это, мол, многовато, а три в самый раз для неокрепшей психики.

Рассказывать в лицах, меняя голос и интонации, Саня умел и вволю потешил начальника гауптвахты, который в процессе Саниных россказней от души хохотал и даже, утерев глаза носовым платком, показал Белозёрову на стул, разрешая ему сесть. Саня сел, а майор закрыл дверь на ключ и достал из шкафа банку тушёной говядины и три стакана. Потом, открыв ножом банку тушёнки, он налил в два стакана немного неразведённого спирта, а в третий воды из графина.

— На, выпей немного, а то у тебя в камере дубак, и кушай тушёнку. Но смотри, если хоть одна живая душа узнает про это, ты у меня отсюда год не выйдешь! Тут и похоронят. Ты меня понял? — сказал майор и посмотрел на Белозёрова так, что тот понял: майор не шутит.

— Так точно! — сказал Саня и, выпив немного спирта, запил его водой, налитой в третий стакан. Внутри всё обожгло, и в животе сразу появилось ощущение тепла.

— Ну, вот и хорошо! Да ты ешь, ешь! — сказал начальник «губы» уже смягчившимся голосом, пододвинув к Сане банку тушёнки. Потом он выпил одним залпом свой спирт и даже не запил его водой, взял только на кончик ножа немного мяса из банки. «Силён!» — подумал Саня, округлив глаза, но вслух сказать это не решился, не зная, как отреагирует на это майор. Уж больно не хотелось ему идти сейчас назад в камеру с ледяными стенами и разбитым окошком.

Они посидели вместе ещё полчаса. Белозёров веселил майора анекдотами, которых знал множество. После этого начальник «губы» дал ему время, чтобы выкурить сигарету, полученную в качестве «презента», и, вызвав «ружьё», отправил Саню в камеру. Завтра Белозёрова должны были вернуть в строй, так как срок его заключения заканчивался.

Вернувшись в камеру, Саня устроился на табурете и тихо позвал:

— Серый, Серый. Пи-пи-пи…

Никто не отозвался. Ни шороха. Белозёров наклонился и заглянул под табурет. Хлебной корки там уже не было.

— Значит, всё-таки приходил дружбан. Жаль, не повидались, ну хоть поел немного, и я тоже поел не-мно… — пробормотал Саня и тихо захрапел…

— Товарищ Председатель Президиума Верховного Совета, первый космонавт СССР Белозёров Александр Феликсович к полету готов. — Саня поднял вверх правую руку с мышонком на руке, одетым в маленький оранжевый скафандр. — Второй пилот Серый тоже к полету готов, разрешите выполнять задание Родины. Сделаем всё возможное и невозможное, чтобы советские трудящиеся гордились своей страной. Разрешите выполнять!!!

Полноватый пожилой мужчина, одетый в тёмносерое пальто и серую шляпу, отделился от общей толпы провожающих и, пожав Сане массивную перчатку, чмокнул в прозрачный гермошлем мышонка. Потом, утерев носовым платком влажные глаза, сказал:

— Ну, с Богом, сынки. Даю разрешение на старт. — Он ненадолго замолчал и тихо добавил: — Вы там обсмотритесь. Ну, если что, попросите прощения у НЕГО и за нас. — Стыдливо оглянувшись по сторонам, он перекрестил космонавтов. Потом, напустив на себя серьезное выражение лица, сказал: «Приступить к выполнению задания Родины!»

Саня, держа Серого на вытянутой руке, строевым шагом промаршировал по красной ковровой дорожке, ведущей к ракете. Поднявшись по высоким ступенькам, они зашли в лифт и через пару минут с трудом пропихнулись во входное отверстие.

Устроившись в кресле, Белозёров кожаными ремешками пристегнул Серого к правой ноге и доложил:

— Экипаж к полёту готов! Разрешите взлёт!

В динамиках зашуршало, и пошёл отсчет времени:

— Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один. Пуск!!!

— Поехали!!! Ёшкин кот! — закричал Белозёров.

— Пи-пи-пи. Пипец!!! — закричал мышонок «нечеловеческим» голосом.

Ракета, чихнув три раза, затряслась, застонала и, тихо ойкнув, стала отделяться от земли. Что-то тяжёлое навалилось на тело Белозёрова, и кресло больно ударило по его мягкому месту. Яркие лампочки перед глазами закружились в цветном хороводе. Космонавт, выкатив глаза, оторвал от правой ноги мышонка в скафандре и жутко закричал: «Прощай, Серый! Не быть нам космонавтами!»