Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье

Но, слегка побуксовав, его воображение в конце концов успокаивалось и целиком отдавалось обволакивающей власти Голливуда. И Крылов на два часа перевоплощался в очередного заокеанского героя – неизменно сильного, решительного и фантастически везучего. Он так же лихо гнал машину по ночным улицам (причем улицы эти, в отличие от скудно освещённых московских, вовсю полыхали неоновым заревом, а машина, в отличие от отечественных "волг" и "москвичей", заводилась с пол-оборота…). Он так же ловко носил дорогие костюмы и настоящие фирменные джинсы (причём костюмов у него было штук десять, а джинсов – вообще пруд пруди…). Он так же умело дрался, точно стрелял, разбивал сердца большегрудых красоток и держал своё мужское слово – твёрдое, как гранит. И, разумеется, так же легко и непринуждённо тратил деньги – вот эти самые бумажки с портретами американских президентов – и всегда был уверен, что даже в самом захолустном городке он купит то, что захочет (причём без всяких дурацких очередей, списков, талонов и вкрадчиво-нервозных вопросиков вроде: "А вы за кем стоите, гражданин?!.."). Более того! Он так же оказывался в финале обладателем дипломата, набитого пачками стодолларовых купюр (а какой же настоящий американский фильм без заветного дипломата с купюрами?!…) и, уносясь в серебристом "боинге" к каким-нибудь пальмово-банановым кущам, так же пьянел от сладостных предвкушений и так же чувствовал себя – властителем мира…

Но "боинг" таял в прямоугольном небе, титры блекли, музыка обрывалась, в зале загорались дежурные плафоны и Крылов вместе с остальными зрителями шаркал к выходу, поглубже нахлобучивая шапку и плотнее кутаясь в шарф. И, разумеется, восстанавливал в голове правильный ход мыслей, напоминавших, что всё увиденное – лишь обманка, сказочка и ловкий голливудский трюк. Поскольку – хоть убейте, славяне! – но разве так бывает, чтобы человек честно заимел чемодан денег?! Ведь у обычного нормального человека не может быть таких сумм! Потому что честные деньги, как известно, распределяются между людьми более-менее равномерно. Как у него в семье, как во всех других семьях, которые он знал. У кого-то зарплата – сто рублей, у кого-то – двести или даже триста, но – всё равно, всё равно! Никакие чемоданы с пачками купюр тут и близко не стояли…