Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье

Её слова – поначалу еле-слышные – становились всё громче, а удары в дверь – всё весомей.

– О-гра-бил! О-гра-бил!! О-гра-бил!!!

Крылов пошёл к себе в комнату. Сел на диван, закрыл уши ладонями. Плотно, ещё плотней. Но сквозь ладони всё равно пробивался этот размеренный стук – беспощадный, как грохот футбольного стадиона.

– О-гра-бил!!! О-гра-бил!!!! О-гра-бил!!!!!

Минут через пять в квартире возникли соседи: Никита с Инессой, Татьяна с детьми, ещё с десяток человек. Держали Лиду за руки, объясняли ей что-то, а она – вырывалась. Потом возник участковый: проверил паспорта у Лиды и у Крылова. Поинтересовался, на каком основании они находятся в квартире гражданки Соколовой Любовь Ивановны. Крылов показал свой договор аренды комнаты. Потом добавил, что Соколова Любовь Ивановна сейчас находится в Боткинской, в крайне тяжёлом состоянии, и что она поручила ему передать определённую денежную сумму своей племяннице Лиховой Лидии Ивановне. И что он просил бы присутствующих передачу данной суммы – засвидетельствовать… Потом достал из-под радио плотный целлофановый свёрток, развернул, пересчитал и отдал Лиде. Потом квартира вдруг опустела и стало тихо. Так тихо, что ему стало не по себе.

Любовь Ивановна умерла в реанимации следующим утром. К вечеру, уладив все формальности, Крылов позвонил в Жданск. В трубке раздался незнакомый женский голос. Крылов спросил Лиду. Голос ответил неуверенно, что Лиды – нет. Тогда Крылов попросил передать ей, что Любовь Ивановна сегодня скончалась и что похороны назначены на послезавтра. Голос, помедлив, сообщил, что Лида не сможет приехать, так как она тоже скончалась и её похороны тоже назначены на послезавтра.

– Как – скончалась? Когда?!

– Вчера вечером. Шла с вокзала и упала на улице. Врачи сказали – сердце, от жары…

– А сумка?!

– Сумка?

– С нею ещё сумка была. Там ключи, кошелёк…

– Ой, да! Пропала сумка. Не нашли.

Глава 35. Секрет, сачок, сомбреро

Крылов бросает подставку в камин. Пламя мгновенно охватывает её со всех сторон, потрескивая и свиваясь в рыжие колечки. Прочь, прочь, прочь! Прах к праху, пепел к пеплу. Чтобы больше не мучило, не терзало, не барабанило кулаками в дверь, не грохотало, как на стадионе…

Кстати, а мешок-то наш – уменьшился! Съёжился, сдулся. Жалкий стал, скучный, глядит обречённо. Еле-еле душа в теле… Вот и отлично. Замечательно просто. А теперь – выпрямиться и размять затёкшую спину. Руками повращать, головой вправо-влево. И снова: наклониться, взяться покрепче за пластиковый край, приподнять, встряхнуть.

Бумаги, бумаги, бумаги. Записные книжки, тетрадки, листки. Стержни, фломастеры какие-то. Коробка от конфет "Сливочная помадка". Старая, истёртая. С эмблемой фабрики "Рот-Фронт" и блёклой карандашной надписью на крышке: "Мякинино, июль 1971 года. Алёшкины подарки".

Крылов заглядывает в коробку. Там он обнаруживает крайне странный набор: букетик засушенных ромашек, травинку с нанизанными на неё сухими земляничными ягодками, крылья бабочки-лимонницы и, наконец, пожелтевший рисунок, изображающий воздушный бой, где самолёты с красными звёздами метко стреляют в самолёты с чёрными крестами, а те горят и падают, падают, падают…