Я спрашивал Дебре и о революционных событиях 1968 года, которые оказали такое мощное влияние на молодежь во всей Европе и в том числе стали причиной возникновения левого терроризма. Правда, в те майские дни самого Дебре не было в Париже. Он сидел в боливийской тюрьме.
— Хочу напомнить, — говорил Дебре, — что события начались с того, что в университете Нантер попытались ограничить сексуальную свободу молодежи. Теперь такой проблемы не существует, никто молодежь не ограничивает. Восстание в Париже сыграло значительную роль в развитии французского общества, прав и свобод, эмансипации женщин. Поэтому можно сказать, что май 1968-го был успешен. Между прочим, лидеры восстания — в основном, ныне они занимают правые позиции — работают в газетах, на телевидении, занимаются рекламой и завидно преуспевают. Но сейчас во Франции не революционная эпоха. Я бы хотел, возможно, другого, но нужно исходить из того, что есть. Во Франции больше никто не хочет насилия, даже революционного насилия, и этим идее революции нанесен смертельный удар.
Дебре не хотел говорить о прошлом. Он отвернулся, нахмурился. Патом пересилил себя и спросил, что происходит в Москве. Это было время «перестройки и гласности».
— Честно говоря, я хотел бы быть на вашем месте. Вам так много предстоит сделать в вашей стране, — неожиданно заметил он, и голос его прозвучал молодо.
Может быть, именно так он звучал у того, прежнего Дебре…
Через квартал от Елисейского дворца я спустился в метро. На станции муниципальный рабочий в зеленой униформе срывал старые плакаты — слой за слоем, освобождая место для новых: на носу была очередная предвыборная кампания. На миг возвращались к жизни политики вчерашнего и позавчерашнего дня, чтобы тут же кануть в небытие или вернуться в историю.
«ИНТЕРНАЦИОНАЛ» ПОД КРАСНОЕ ВИНО
Только люди латиноамериканской культуры могут быть так выразительны в жестах и словах. Фредерико посмотрел на меня обжигающим взглядом и сказал:
— Я считал, что Сталин бывал неоправданно жесток, но теперь сожалею, что он не успел выполнить свою миссию и расстрелять всех предателей социализма.
Фредерико — преуспевающий писатель из Сальвадора. Он левый. Он социалист. Он никогда не был в Восточной Европе, на Кубе или в Северной Корее, но уверен: те, кто отверг реальный социализм, преступники.
Фредерико несколько лет прожил в Германии, спасаясь от репрессий на родине. По его словам, ФРГ — гнусная страна, где нет настоящей свободы. Помимо немецкого, он свободно говорит по-английски и по-французски, но избегает европейцев и североамериканцев.
В поезде, который вез писателей, журналистов, издателей и художников из Мадрида в небольшой город Хи-хон на побережье Средиземного моря, вдохновенно пели «Интернационал», «Красное знамя» и другие популярные песни республиканцев времен гражданской войны в Испании.
Красная Астурия, шахтерская провинция на севере' страны, верна своему революционому прошлому.
Европейцы и североамериканцы — в основном супружеские пары преклонного возраста, подтянутые джентльмены и стройные старушки, — видимо, сочли эти песни народными… Они неумело подпевали и с восторженным удивлением смотрели на астурийцев, которые умеренно пили красное вино, обнимали друг друга и вспоминали свою юность.
— Я и сейчас коммунист, — с гордостью сообщил мне молодой журналист из Мексики, чьи густые и длинные волосы были собраны сзади в косичку, — И ненавижу североамериканцев.
Он скорее анархист и очень уважает Троцкого.
Астурийцы, собравшиеся в поезде, родились уже после окончания гражданской войны, при Франко. Они примерно одного возраста — поколение молодежной революции 60-х.
Три десятилетия назад в Испании не могло быть таких демонстраций и митингов, как в Париже, Западном Берлине или Риме. Зато у левой испанской молодежи был более осязаемый противник — диктатура генералиссимуса.
Споры о социализме продолжались и в самом Хихоне. Латиноамериканцы и испанцы спят долго, пьют утренний кофе, когда в некоторых других странах уже обедают. Дневная жара, которая в Хихоне смягчается легким бризом, вскоре возвращает их в постель. На обед и сиесту закрываются даже магазины. Полнокровная жизнь начинается после четырех вечера.
Вечерами более молодая часть населения города начинает обход увеселительных заведений. Ввиду обилия последних прогулка может затянуться до первых петухов.
Путешествие такого рода совершенно безопасно даже для чужака. Собственно, чужаков в Испании и не бывает: каждый входящий в кафе, бар или дискотеку легко и непринужденно присоединяется к компании. Наутро случайного собутыльника могут и не узнать, но, пока продолжается вечер, ты — лучший друг и приятель.
Вечерами пожилая часть жителей рассаживается за столиками, выставленными по всей длине главной улицы города. Официанты картинно поднимают бутылку с сидром над головой и наполняют подставленные стаканы.