Кто здесь

— А там и о тебе среди прочего сказано. Твоя фамилия, и что ты в этом госпитале. Над нами работают, понял? Вытаскивать отсюда будут. Уже задействовали самую верхушку общества. Письмо на имя Президента, чтоб выпустили под залог.

— Ты в это веришь?

— Объединившись — поверим, — как бы вскользь, не глядя на него, произнес сосед.

— Поверив — объединимся!

Ему протянули руку, и человек схватил ее обеими своими, так, что досталось и больному запястью.

— Полегче, полегче. Ты у нас новичок? Недавно среди нас?

— Полгода.

— А я уже два.

— Почему ты понял…

— Что ты среди нас недавно? Очень просто. У меня высокий ранг посвящения. Все люди этого ранга знают друг друга. А я тебя не знал. Следовательно, либо ты у нас недавно, либо вообще не наш. Но ты произнес девиз.

Человек не мог скрыть радости, и в новом выражении его лица Торнвил заметил что-то простое, почти что детское. «Раскручивать, — дал он себе команду, — активно раскручивать».

— Нашего освобождения под залог скоро добьются. Но все равно тебя будут потом вызывать на допросы. Они кое о чем догадываются и могут применить нестандартные методы.

И снова лицо человека неожиданно изменилось, стало жестким, с решимостью в сузившихся глазах и резко обозначившихся скулах. Как будто вообще другое лицо.

— Никакие пытки не заставят меня предать!

— Потише, потише. Пытать они не будут, время не то. Но могут применить гипноз или равносильные ему медикаментозные средства. Тогда твое сознание раскроется и все само выйдет оттуда.

— Моя настоящая жизнь? Та? Та самая?

— Да.

— Что делать?!

И снова лицо изменилось. На наивное и преданное, с собачьим взглядом.

— А вот что… У нас есть свои специалисты в этой области. Как только отсюда выйдешь, сразу позвонишь по телефону, запомни, — Торнвил продиктовал номер, — это явочная квартира. Там все устроят. Ты будешь рассказывать свою настоящую жизнь во всех подробностях, а наш психотерапевт будет последовательно блокировать в твоей памяти ее эпизоды, кодировать их. Ты ничего не забудешь, но никакой другой врач без кодовых ключевых слов этого из твоей памяти уже не вытянет.

Через два часа, когда им принесли ужин, Торнвил произнес среди прочего короткую условную фразу и на следующее же утро его соседа пригласили пройти на рентген.

Еще через день к ним явились два работника прокуратуры.

Освобождение под залог. Не покидать пределы столицы до окончания следствия.

Подписи под несколькими бумагами.

Присутствовавший при этом врач потребовал, чтоб сибиряк задержался для последней перевязки.

Андрей ждал его на заднем сиденье автомобиля.

— Объект уже позвонил, — сразу сообщил он, тепло пожимая Торнвилу руку, — отлично сработано, Стенли! Он позвонил через пятнадцать минут как вышел, из городского автомата. Тебе, между прочим, тоже нужно позвонить домой, твоя Николь хотела что-то сообщить, но не через меня, а лично.

…………………………………………………

— Это точно, любимая?!

— Абсолютно точно. Они, конечно, не могут пока определить пол ребенка. Ему всего только месяц. Когда ты вернешься?

— Дней через семь, я думаю. А ты должна подать заявление об уходе с работы.

— Пустяки, месяц я еще спокойно потружусь. Блюму от тебя что-нибудь передать?

— Только большой привет! Всю информацию он и так получает по спецсвязи.

— А у тебя есть дети, Андрей?

В тот же вечер Торнвил пригласил его в ресторан, чтобы отметить радостное известие из дома.

— Мальчик десяти лет. — Он протянул в ответ фотографию светловолосого мальчугана с улыбкой во весь рот и еще не оформившимися до конца выпуклыми белыми зубами.

— Симпатичный какой, а что он делает кроме школы?

— Играет в хоккей. Мечтает, когда подрастет, выступать в вашей Национальной лиге.

Они подняли бокалы. За детей, живущих и будущих.

— Знаешь, — предложил Торнвил, — ты ведь можешь ко мне приехать с женой и сыном после того, как мы раскрутим это дело. У меня в доме много места.

— Да, я знаю, у вас большие дома, спасибо, Стенли, — его русский коллега чуть помрачнел.

— Тебя что-то смущает? Сейчас ведь вам ездить можно.

— Смущает меня другое… — Андрей задумчиво потрогал пальцем лепесток тюльпана в цветочной вазочке.

— Само это дело?

— А-га… Хоть ты и проработал здесь несколько лет, но не обижайся, этого мало, чтобы знать Россию… Помнишь, сколько карикатур на нас в медвежьем обличии вы рисовали в ваших журналах?

— Мне немножко стыдно за это. Да, обязательно в грубой шапке со звездой или похабной юбочке из красного флага. Это журналисты, Андрей, они везде одинаковые.

— Они-то одинаковые, а вот медведь действительно только наш.

— У нас тоже есть — гризли. Страшный зверь.

— Все равно, он американец. Значит уважает законы, налоги платит. Взятки боится брать, правда, ведь?

— У нас ему и не предлагают. Почему ты вспомнил медведя?