Кто здесь

— Это наше тотемное животное… Почему народ выбирает себе в тотем, а значит в прямое родство, того или иного зверя? — Не дожидаясь, он тут же ответил сам: — Потому что внутренне ощущает свое с ним сходство. Славянские территории полгода покрыты снегом. Медведь зимой спит. Народ тоже веками почти что спал… Далекая весна, — задумчиво произнес он, — такая далекая, что когда она вдруг наступает, к ней всегда не готовы. Смешно? А тем не менее это так. Но это не страшно, если в очередной раз чуть-чуть опоздали. А слышал, что бывает с медведем, когда он проснется среди зимы?

— Нет.

— Он не знает, что ему делать, и хочет есть. Это очень опасно, когда сильный голодный зверь не знает, что делать. И он начинает шататься по лесу, злясь понемногу без пищи на все вокруг, выходит к селеньям. Его так и зовут — шатун. И очень боятся… А почему дрессировщики считают медведя самым сложным в работе зверем, ты знаешь?

— Почему?

— У него никогда ничего нельзя понять по глазам. У льва, у тигра — можно, а у медведя нельзя.

— Нельзя предугадать?

— Вот именно. Нельзя понять, лизнет ли он мирно руку или насмерть ударит.

— И вас разбудили, как того самого медведя, ты хочешь сказать, среди зимы?

Андрей покивал в ответ головой:

— Шатается теперь, бурый, и сам не знает, что будет завтра в его голове.

— Но как ты связываешь эту метафору с нашим делом?

— Напрямую. Есть медведь и есть пища. Пища в чьих-то руках. В чьих-то очень опасных, скапливается там. Нет, надолго медведю ее все равно не хватит, но хватит, чтобы поманить, и он пойдет напролом. Напролом — это значит его ничем не остановишь. В таких ситуациях он уже не замечает пищу, крушит и ломает, не зная, зачем и куда идет.

— Ты хочешь сказать, что тот, к кому сейчас стекаются деньги от тех странных людей, которых мы изучаем, сумеет поманить к себе миллионы? Проснувшись, они сначала пойдут за пищей, а потом, забыв про нее, начнут бить все подряд?

— Ты правильно меня понял. — Русский коллега вдруг встряхнул головой, будто отбрасывая сказанное в сторону. — Ладно, не будем уж слишком обгонять историю. Давай еще ударим по шампанскому! Знаешь, что делали из него в прошлом веке богатые наши купцы, старые «новые русские»?

— Читал, что наливали ванны для своих любовниц.

— Вот-вот, но мы, контрразведчики, люди скромные, мы его просто выпьем. Чур, я заказываю вторую бутылку!

На следующее утро Торнвила в срочном порядке пригласили на Лубянку. Обработка подопечного по тюремному госпиталю дала результаты, и у выхода из гостиницы его уже ждала машина.

«А славно они вчера провели вечер с Андреем! Любопытно, что он сейчас даже не помнит на каком языке они разговаривали… На человеческом, это главное».

…………………………………………………

Генерал выглядел очень усталым. И Андрей показался ему крайне озабоченным.

Только на секунду русские коллеги дружелюбно улыбнулись ему, приглашая к большому кабинетному столу. И снова их лица сделались скованными.

Чуть-чуть помолчав, генерал произнес:

— Наша хитрость полностью удалась. Он все раскрыл. Поздравляю, это ваша заслуга, сэр.

Поздравление прозвучало настолько безрадостно, что Торнвил невольно поднял брови. Генерал уловил это движение, но вместо объяснения только угрюмо произнес:

— Да вот, теперь сидим и думаем… — Он побарабанил пальцами по столу. — Кассету с записью мы вам передадим, послушаете там, в Америке, со своим руководством. А сейчас расскажу суть.

Он вдруг посмотрел на Андрея, как будто нуждаясь в помощи, а тот, уже глядя на Торнвила, развел руками:

— Как говорят у нас в России, «Хочешь верь — а хочешь, нет».

— Да, сударь, — кивнув подтвердил генерал, — история такая, что усядьтесь на стуле покрепче. Уселись? Ну так слушайте… — Он сам грузно положил руки на стол, словно тоже нуждаясь в дополнительной опоре. — Этот парень из пятнадцатого века.

— Из какого?!

— Из пятнадцатого, из первой его половины. Нет, он не сумасшедший, — генерал раздраженно повернул головой слева направо, — к сожалению… И он прекрасно знает какое сейчас время — год, число, месяц. Он ничего не путает.

— Тогда как он себя соотносит с тем временем?

— Как с главным временем своей жизни. Он старший стражник в конной охране дворца Императора великих моголов. Что-то вроде командира взвода, по нашим понятиям.

— Сержант, — иронично вздернув брови уточнил Андрей.

— Старший стражник императорского дворца в Дели?

— Да, именно там. А теперешняя его жизнь — лишь новая телесная оболочка.

— Но он, я так понял из ваших слов, вполне адекватно сознает окружающую его новую жизнь?

— Вполне. Как если бы вы попали, например, на остров к дикарям. Адекватное восприятие совсем не помешало бы вам жить, внутренне сообразуясь с нормами, понятиями, ценностями и своего, и нового общества. Возможно, вам пришлось бы надеть юбочку из банановых листьев и проводить с местной публикой вечера у костра, сидя на корточках, возможно вы, даже, обрели бы среди местных женщин подружку, но это не изменило бы вас в том главном, чем вы были. — Генерал внимательно посмотрел на Торнвила. — Я понимаю, такое трудно себе представить, но этот человек оттуда.