Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828

Но к чести его будь сказано, царь сразу же велел закладывать карету, а также — отправлять курьеров, дабы готовили ему свежих коней на смену по всему пути следования в Петербург. Лишь слегка отдохнув, он отправился в дорогу. Ибо поставил себе сложную задачу — успеть на день рождения матушки. А оно было уже совсем скоро — 14 октября. Шесть дней скачки! После шести дней шторма и качки. Столь дальняя дорогая. Но сыновняя любовь — большая сила. Так же, как и любое нужное количество лошадей.

Это ж вам не Балканы…

Глава 29

Что до Воронцова, то он имел возможность отоспаться в обстоятельствах более спокойных. И лишь после этого вызвал Горлиса на ковер. А надо понимать, что человек, который вернулся с войны, и пусть, будучи военачальником, самолично на штурм крепостных стен и пробитых брешей не лазил, всё же тоже рисковал жизнью и здоровьем… Так вот этот человек какое-то время имеет представление, будто в мирной жизни всё делается просто и быстро.

Поэтому Михаил Семенович был недоволен работой Натана, причем еще до его отчета и по всем пунктам. Прежде всего отругал за доклад про царя Владислава III Варненчика. Это, признаться, Горлису обидней всего было. Он-то, признаться, проделанной срочной работой, объемной, полной, интересной, втайне гордился. Тем более что многое из информации, сообщенной Брамжогло, знакомого с османскими книгами, для европейских историков было вообще тайной за семью печатями… Но, оказывается, его сиятельство говоря «доклад», имел в виду военный смысл этого слова — то есть короткую, четкую, «безвариантную» справку. Натан же понял сие слово в ином смысле — как научный доклад. И именно такой труд представил, привлекши для него квалифицированную помощь.

Странным показалось Воронцову и столь долгое время, затраченное на чтение писем Разумовского его отцу. Но тут Горлис кратко рассказал о заседании «синклита» во главе с Достаничем, а также о разговоре с тем наедине, в котором говорилось о неразоблаченной работе османской разведки в Одессе.

Тогда Михаил Семенович вынужден был признать серьезность проблемы. По его кратким репликам Натан понял, что в штабе, базировавшемся у Варны, тоже были неприятно озадачены тем, что османы имели представление о некоторых секретных планах русских частей, их прибытиях и передвижениях. Когда же Горлис показал примеры расшифровки значительной части писем из Вены, Воронцов искренне заинтересовался проведенной работой и начал оттаивать.

— Да, Натаниэль, эта работа — действительно изрядная. Продолжайте ее в первую голову.

— Благодарю, Михаил Семенович, за оценку. Я подошел к самым интересным годам — 1805 и 1806-му. Но до континентальной блокады Британии.

— Что ж, удачи!.. И вот еще. Давайте без лишних звеньев в цепи.

— В каком смысле, ваше сиятельство?

— Когда найдете нечто важное, меня не ищите и мне не докладывайте. Сразу же отправляйтесь к полковнику Достаничу. И далее действуйте согласно его распоряжениям.

Горлис подумал, что это весьма разумно. Только не мог определить, чего в нем больше: знаменитой воронцовской деловитости, помогающей решать многие дела быстрее других, или же еще и нежелания брать на себя ответственность за чужие дела. Тоже, впрочем, понятное.

* * *

И вот настал тот долгожданный день, ради которого Натан столько работал. 10 октября он читал письмо Разумовского от 1805 года, в котором тот рассуждал о «недавно отрытой мануфактуре восточных тканей со специальным патентом». Горлис из прошлых писем уже мог понять, о чем, точнее, о ком здесь говорится. О нескольких турках, работавших при османском посольстве («мануфактура восточных тканей»), но занимавшихся исключительно сбором важных данных, то есть разведкой («специальный патент»). И вот какое метафорически странное описание давал Разумовский одному из них: «Оный знатный праздник — молодой, лет 25, как появился. Дитя его — со звездой, упавшей слева на висок. Глядите, дорогой Семен Романович, может, он скоро и у вас в Лондоне отмечаться будет».

Фраза, на первый взгляд кажущаяся бредовой, на самом деле была информативной и четкой. Разумовский сообщал коллеге, что в Вене под прикрытием османского посольства работает толковый («знатный») разведчик. В австрийской столице его зовут Байрам («праздник») — оглу («дитя»). Ему примерно 25 лет. Его способности и знание языков позволяют предположить, что далее он может переехать в посольство какой-нибудь другой столицы, в том числе и в Лондон. Ах да, последнее — и очень важное. Особая примета — родимое пятно на левом виске в форме звезды.

Поначалу Натан хотел бежать с этим письмом к Воронцову. Но вспомнил, что тот велел ему сего не делать. Потом захотелось поехать к Степану с Надеждой, попить с ними чаю по-домашнему. И порассуждать в Кочубеевом кабинете, обсасывая разные детали письма. Но тайна, открывшаяся Горлису, предстала перед ним так сразу, так ясно, что не нужно было никуда ехать.