Когда я направляюсь из бара домой, то на улице уже окончательно сгущаются сумерки, которые в этом городке, если не считать отдельных улочек в центре, не стараются рассеять во что бы то ни стало, как это можно наблюдать в крупных агломерациях. И свет здесь по старинке льется лишь из редких галогеновых светильников, укрепленных на бетонных столбах. Музей в натуральном виде, да и только!..
Прохожих мне попадается навстречу немного, машин на проезжей части нет вовсе, и поэтому ничто не мешает мне наслаждаться окружающей тишиной. Именно она и позволяет мне расслышать в тот момент, когда я миную очередной симпатичный темный переулочек-тупичок, какие-то звуки, явно не сочетающиеся с провинциальным спокойствием.
Женский всхлип. Приглушенный возглас. Вскрик, полный страха. Звук удара голой рукой по лицу. Гудение невнятных мужских голосов. И непонятная возня в потемках, возле арки, которая ведет из тупичка во двор.
Я останавливаюсь и напрягаю зрение, всматриваясь в копошение неразборчивых силуэтов. Наконец, мне удается разглядеть, что в эпизоде задействованы трое или даже четверо мужчин и одна особа, принадлежащая к слабому пола. Причем последнюю неизвестные пытаются с явно нехорошими намерениями втянуть под арку.
Значит, и сюда добралась зараза уличной преступности, меланхолически думаю я. Вот уж не думал, что в этом тихом омуте могут насиловать или грабить!..
Между тем, мужчинам, наконец, удается преодолеть сопротивление своей жертвы, и действие перемещается с тротуара под арку, становясь невидимым для меня. О том, что происходит во тьме, я теперь могу лишь догадываться по обрывочным возгласам и призывам, доносящимся из-под арки:
- Помо!.. Не смейте!.. Не трогайте ме!..
- ...ткнись!.. Отдай добром, иначе!.. Дай ей еще!..
Поскольку действие в этом эпизоде стремительно движется к развязке, то мне приходится отбросить в сторону философские размышления о неистребимости зла и устремиться к арке.
Там я принимаю боевую стойку и молодецки гаркаю:
- А ну, прекратите немедленно!.. Оставьте женщину в покое!
После некоторого замешательства в ответ мне, естественно, звучит совет убираться, пока цел, восвояси и не путаться под ногами у "взрослых дяденек".
Повинуясь хардерскому инстинкту, я открываю рот, чтобы огласить во всеуслышание Формулу Предупреждения, но так и застываю, не издав ни звука.
Только теперь до меня доходит, что с некоторого времени я - не хардер Лигум, а скромный покоритель венерианских болот, в число умений которого отнюдь не входит комплекс приемов ближнего боя типа "Боевая машина". У меня, правда, тут же возникает соблазнительное предположение, что мои соперники не имеют никакого отношения к тому же перформансеру Молнину, но я давлю сомнения в самом зародыше. После того, как мы побеседовали за стаканом-другим коньяка с другом Надием о гипотетической возможности изменения судьбы, мне следует даже в самых невинных происшествиях видеть попытку проверить меня...
Тем более, что уличная драка - это самый быстрый и удобный способ проверки.
Тем не менее, один из моих опрометчивых призывов находит понимание у неизвестных под аркой. Они все же отпускают женщину, но лишь для того, чтобы целиком и полностью переключиться на меня, и мои слабые попытки сопротивляться только еще больше разжигают их воинственный пыл.
В следующие пять минут мне приходится испытать участь манекена, на котором отрабатывают удары. Как одиночные, так и целыми сериями. Как верхними, так и нижними конечностями. Как голой рукой, так и с помощью подручных средств в виде палок и даже пустых бутылок. Особенно старается один из нападающих, самый приземистый, но самый бойкий. Возможно, бедолага с детства страдает комплексом неполноценности из-за своего низкого роста, и теперь старается компенсировать с лихвой свою ущемленность, избрав меня в качестве объекта приложения сил. Правда, при этом он не отличается разнообразием тактики, и занудно отрабатывает на мне один и тот же удар в солнечное сплетение. Другой, здоровенный, как штангист, видно чрезмерно насмотрелся боевиков, потому что старается не просто ударить меня ногой, но и изобразить при этом лихой разворот на триста шестьдесят градусов. Двое остальных не отличаются друг от друга ничем, это, если так выразиться, рабочие лошадки, которые честно отрабатывают свой хлеб, но явно стремятся при этом затратить как можно меньше сил.
В итоге, я очень быстро выхожу из строя, падая на пыльный асфальт и изображая собой раздавленного червяка. Женщины, которую я так героически спасал, под аркой уже не видно, из чего я заключаю, что она благополучно обратилась в бегство.