Кубок Брэдбери-2021

На проводы зимы старожилы любили рассказывать одну и ту же историю: дескать, приходит весна в деревню не сама по себе, весне люди помогают. Селится она в сердце самой прекрасной девицы, и, если она чиста душой, согревает своим добром и лаской окружающих – тогда и весна настаёт, оттаивает скованный стужей мир, пробуждается в земле новая жизнь.

Да только и зима отступать не желает. На стыке времён оборачивается зима белой ведьмой и девицу-весну пленит, морозит, мучает – со свету хочет изжить. Не по нраву зиме ни тепло, ни любовь, ни ростки новой жизни.

Зиму, говорят, одолеть непросто. Надобно сильным быть, ловким, отчаянным – в глаза холодной смерти заглянуть и не убояться.

Никто, конечно, в эти сказки давно не верил, да уж повелось так испокон: песни призывные для Весны петь; девкам наряжаться – выбирай, мол, Весна, к кому нынче прийти; парням в удали состязаться – бойся, зима, вон у нас сколько добрых молодцев.

Ни в жизнь бы не сумел сказать Колясик, как любил, когда деревенские бабы запевали долгие масленичные песни, а девчонки, сменив привычные джинсы на нарядные вышиванки, водили хороводы. Более же всего Колясику нравилось, что он мог без утайки смотреть на одну из этих девчонок, на Любашу.

Любаша была первая красавица на деревне. Все парни на неё заглядывались. Колясика Любаша, понятное дело, не замечала. О существовании его она, конечно, знала, всё ж таки в одном классе учились, но обращала на него внимания не больше, чем на какого-нибудь комара, а с комаром не то что здороваться, на него и глядеть не нужно.

Дошёл Колясик до дома, куртку скинул и только хотел ботинки снять, как в дверь постучали.

– Соседка, – подумал парень и привычным движением распахнул дверь. Даже если бы деревенский голова Егор Карпыч вдруг хлопнул Колясика по плечу и назвал сынком… Да что там Егор Карпыч! Даже если бы хромая бабушка Колясика вдруг отбросила костыль и пустилась в дикую плясовую, он и вполовину бы так не удивился! На пороге стояла румяная, невыразимо прекрасная Любаша и смотрела в упор на Колясика своими ясными глазами.

– Ну… Здравствуй, Колясик. Идём со мной, – только и сказала девушка.

Колясик шагал по деревне, и по левую руку от него шла Любаша. Одуревший от нежданного чуда, он всё не мог понять, радоваться ему или нет.

О Любаше Колясик и не мечтал. Даже сны про неё себе глядеть запретил. Девушка была из другой жизни, и Колясику привычно было смотреть её как кино по телевизору, где, как водится, всё ярче, чем в настоящей жизни. Холёная, всеми любимая, сияла она, словно солнышко весной, и поглядывал на неё Колясик лишь украдкой, чтобы ненароком не ослепнуть.

Колясик был человек простой и любил, чтобы всё было как положено, по заведённому порядку. Так, например, он свято верил, что хлеб нужно сеять, когда лопаются у берёзы серёжки. Что блин на масленицу должен быть тонкий. Что плетью обуха не перешибёшь. В этом Колясик был уверен так же, как и в том, что за зимой следует весна. Потому-то от появления Любаши Колясику прямо не по себе стало. Это как в путь отправиться, на дорожку не посидев. Только страшнее.

– Гляди ж ты! И правда привела! – смешливо воскликнул статный парень. Мирон. Видным он был, по нему все девчонки в деревне сохли. С ним ещё Евсей – школьный умник, и Инна – Любашина всегдашняя подружка. Известная компания. При них ещё Машенька, сестрёнка Любаши. Скромная до невозможности, ходила она за сестрицей хвостиком, потому как своих подружек не имела.

– Говорила же, приведу! – с вызовом ответила красавица. Парни загоготали.

– Пошли уже! Мне выступать скоро, – Любаша подхватила Колясика под локоть и потащила к площади.

Ничего-то Колясика не радовало. Холод стоял не по-весеннему жуткий. Бабы на морозе петь отказались, потому решено было взять с клуба колонки. Дурно заорала старая запись, девчонки хоровод всё только для галочки пробежали. Любаша Колясику так глазки строила, что даже с ритма сбилась. Блины и те нынче не вышли.

– Валил бы ты отсюда, мормыш, – буркнул вдруг Мирон. Любашины проделки, видать, даром не прошли.

– Меня Любаша позвала, – сказал Колясик.

– Тупой ты, что ли? На слабо я её взял. На спор она тебя позвала.

На спор, значит…

Колясик насупился. Словам Мирона он почти не удивился, но нутро его ощутимо кольнуло обидой. Гордым Колясик не был, но какое-никакое достоинство имел.

– Меня Любаша позвала, – повторил Колясик. – Никуда я не пойду, пока она сама меня не отправит.

Колясик говорил редко и мало, поэтому слова его прозвучали, как ни странно, весомо.

Инна глуповато захихикала, Евсей на Колясика посмотрел снисходительно, но с интересом.

– Ну всё, мормыш, сам напросился, – злобно просипел Мирон и ухватил Колясика за грудки.

Машенька испуганно пискнула. Колясик зажмурился в ожидании расправы, вырваться из ручищ Мирона он при всём желании бы не смог.

– Мироша, оставь! – к ним подлетела раскрасневшаяся от мороза и танцев Любаша. Говорила она строго, но смотрела на Мирона с плохо скрываемой весёлостью.