Кубок Брэдбери-2022

С трудом отпустив луку, Евлалия сползла вниз по чешуйчатому боку и упала навзничь; камни впились в спину. Дракон, выдохнув дым, внимательно посмотрел ей в лицо – голубые самоцветы в нишах глазниц мерцали бликами старого волшебства.

Евлалия погладила аниматона по усам. Он фыркнул. Он её узнал.

В наступившей тишине отчётливо тикали два сердца.

– Пора на покой, друг… – Евлалия грустно улыбнулась. – Ты славно послужил.

Дракон непонимающе повёл усами, но Евлалия уже договаривала Слово – код отключения, доставшийся от матери.

Часовой лёг, опустил голову на лапы и затих. Глаза погасли.

Евлалия поднялась и, кривясь от боли, подошла к его левому крылу. Отодвинула на груди крупную чешуйку, достала из углубления маленький красный камешек, сжала в кулаке. Пальцы окутало карминное свечение – в память хлынули драконьи воспоминания, и механическое сердце Евлалии забилось громче.

* * *

Через час над Евлалией и мёртвым драконом сделал круг арлион Дениса Игоревича и унёсся за кряж. К полудню появился дирижабль чрезвычайников, а из соседнего городка приехала бригада жестянщиков – распилить часового на цветмет. Грузовик чудом не застрял на раскрученной дороге. Жестянщики поздоровались с Евлалией как со старой знакомой, даже налили ей чая в алюминиевую кружку с вдавленным бочком. Чай оказался крепким и до невозможности сладким, но всё равно не разогнал её горечь.

Евлалия в последний раз посмотрела на дракона и отошла подальше, сев спиной к нему на обломок стены и прихлёбывая чай. Каждый глоток падал в голодный желудок приторным свинцовым ежом.

Дирижабль снизился и заякорился, из гондолы спустили лестницу. Денис Игоревич слез на землю.

– Как вы, Евлалия Рихардовна?

– Протез немного погнулся, а так – как обычно, – она допила чай и достала спрятанные в карман комбинезона самокрутку и мундштук. – Домой? Без меня в мастерской ужасный бардак…

– Домой… – лётчик дал ей прикурить и присел рядом. – Знаете, всё хотел спросить… А переделывать часовых вы не умеете?.. Установки другие навести, ну, как с автоматами.

Евлалия покачала головой.

– «Аnimus» с одного старого языка переводится «душа». Аниматона не перепрограммировать, как автомат… Часовые рождены верными императору.

Закрыв глаза, она глубоко затянулась. Денис Игоревич тоже закурил.

– Аниматонам больше нет места в Новой Бравии, – продолжила Евлалия. – Символ ушедшей эпохи, штучная работа, осколки старого волшебства… На смену явился прогресс с его удобными инструментами и массовым производством. Проще штамповать автоматы без воли и разума, чем возиться с капризными механическими существами. Да и… Увидите, Денис Игоревич, лет через десять никакого мастера по аниматонам не понадобится. Одна ракета – от часового и пепла не найдете. Даже если ещё один дракон чудом откуда-нибудь выкопается.

– Не верите вы, похоже, в Новую Бравию…

– Почему? Наоборот. Говорю же, новому времени – новое оружие. А я… ворчливый музейный работник, которому жаль экспонаты. Не могу их бросить, хоть и переквалифицировалась на автоматику.

Евлалия выдохнула дым. Её сердце тикало, пригрев драконью душу рядом с душами других часовых. Там ещё оставалось место и для других аниматонов.

Наит Мерилион

Билась красная птица…

Внутри отца билась красная птица. Даже сейчас, глядя на закипающий на плите кофе, Вэ казалось, что он слышит хруст отцовской клетки, писк огненной О, видит руки убийцы: они хватают птицу и вытаскивают ее из отца. Даже спустя двадцать с лишним лет Вэ не мог без содрогания смотреть на проблесковые маячки: так мигала О, освещая потрошителя багряным светом, погружая во тьму и снова освещая. И в глазах его отражались всполохи.

Вэ тогда был совсем маленьким – внутри его клетки все еще томилось яйцо. И пока он шел к разломанному отцу, он до последнего надеялся, что тот жив. Но чудес не бывает. Клеточники не могли жить без птицы внутри.

Чайник засвистел, где-то в спальне заверещал будильник.

Вэ ненавидел людей за их грубость, жадность, эгоизм. Но Симку полюбил. Он налил кофе, нарезал тонкими ломтиками сыр, вытащил блюдце с оливками.

Симка вышла босиком, как и всегда. Звякнул тостер. Вэ достал подсушенный хлеб, разрезал томат на четвертинки. Все это, пока Симка морщилась от солнечного света и надевала тапки, которые Вэ по традиции снял, переходя от плиты к столу.

Неизменно Симка желает доброго утра его птице, но ему – почему-то никогда. Поднимает его рубашку и кладет в клетку маленький комплимент в виде надкусанного ломтика сыра, кусочка хлеба. О съест хлеб, но крошки обязательно оставит. Капризный нрав. И Вэ убирает остатки хлеба после завтрака. Так и от «доброго утра» Симки ему достаются только крошки.

– Я снова не выспалась. Бессонница. Порой мне кажется, я не могу думать ни о чем, кроме работы.

Симка взяла кружку с кофе и сделала аккуратный швырк. Могла не осторожничать: Вэ проверял температуру.

– Идеально, – четко произнесли ее губы.