Кубок орла

Перед дорогой Пётр в сотый раз напомнил сатрапам, что, «ежели хоть алтын налога будет утаён от казны, не миновать губернаторам быть на плахе», потом расцеловался со всеми и вышел проводить их на улицу.

Над Невой поднимался туман. Со стороны собора глухо бубнили молоты. Низко над водой пролетела чёрная туча ворон.

«Быть дождю, — подумал царь, передёргиваясь от надоедливого карканья. — Пойти упредить, чтобы ученья и работы отнюдь не бросали».

И он быстро зашагал к Адмиралтейству.

22. ПЕРВАЯ ЛАСТОЧКА

Шведы рыскали по Литве в тщетных поисках провианта. Страна была дочиста разорена русским войском. Литвины сами питались падалью и целыми селениями вымирали от мора. Наиболее отчаянные из них собирались в ватаги и, обезумев от голода, вступали в бой даже с хорошо вооружёнными отрядами.

Однажды по дороге к Климочам двигалась шведская пехота. Тёмной ночью на отставшую часть напали литвины. Растерявшиеся солдаты приняли их за русскую армию и, уклонившись от боя, бежали.

   — Русские за лесом! — доложили они генералу.

Командующий не поверил, но на всякий случай приказал окружить лес. Ватага бросилась врассыпную. Не встречая сопротивления, генерал распорядился поджечь лес.

   — Так вот кто заодно с московитами! — освирепел он, увидев при свете пожарища ватажников. — Взять их живьём!

Пленников допрашивали всю ночь, где находятся русские.

   — Не видели... Мы ведь не с московитами! — падали люди в ноги, моля о пощаде. — Мы от голода.

Генерал не слушал и твердил своё:

   — Московиты... Где они?

Наконец ему надоел бесцельный допрос. Он поманил к себе полковника и шепнул ему что-то.

   — Удачная мысль! — оживился тот. — Очень удачная!

Он подал одному из литвинов пистоль:

   — Покажи, как ты стреляешь... Нет, зачем же в воздух, когда есть прелестная цель. Вот сюда. Прошу.

Литвин отшатнулся:

   — За что же я должен убивать товарища?

   — Можно и не убивать. Расскажите оба, что вы знаете про русских, и уходите, откуда пришли.

Всё это полковник произнёс с задушевной улыбкой, но в то же время сунул пистоль в онемевшие пальцы другого пленного.

   — А может быть, ты первый попробуешь? Я начинаю... Раз... два... три! Стреляй же! — крикнул он злобно и выхватил шпагу. — Не то...

Раздался выстрел.

Пленных била дрожь. За их спинами выстроились солдаты с фузеями наизготове.

   — А теперь говори! — подступил генерал к невольному убийце.

Говорить было нечего. Послушный кивку, как смерти, ещё один литвин сделал шаг вперёд.

Так за какой-нибудь час ватага перестреляла друг друга.

Замешкавшийся генерал двинулся в дальнейший путь, к Головчину. Русские знали о продвижении неприятеля и готовились к встрече. Под самым Головчином стояли Меншиков и Шереметев, а на левом фланге расположились войска князя Репнина и фельдмаршала-лейтенанта Гольца.

   — Где же светлейший? — спохватился Шереметев, взволнованный внезапным исчезновением Александра Даниловича. — Куда он запропастился в такую минуту?

А Меншиков в это время запёрся в сарае с прибывшим из Москвы дьяконом Евстигнеем и, позабыв обо всем на свете, с великим прилежанием слушал его.

   — Не хочет?

   — Не хочет, досточтимейший Александр Данилович. Я, речёт, страшусь, как бы князь... значит, ты то ись... не того...

   — Чего «не того»?

   — Не сбрехнул бы...

   — Ой, смотри, Евстигней! Хитришь что-то.

Евстигней перекрестился:

   — Служу вам, яко Господу, нелицеприятно, всем чистым сердцем своим.

Вдруг что-то глухо ухнуло. Земля вздрогнула под ногами, сарай затрещал. Меншиков засуетился:

   — Да будет тебе креститься! Пиши.

Александр Данилович был краток и сух. Он не просил, не настаивал, а только напоминал Анне Монс, что ждать больше нельзя. «Царь, — диктовал он, — прослышал уже про аморы твои. Ныне, ежели сама не откроешься ему, всё потеряешь...»

Сунув дьякону золотой, светлейший пошёл из сарая, на ходу бросив:

   — Так и обскажи ей, как я тебя обучал.

Через несколько минут Меншиков был уже в штабе и допрашивал перебежчиков. Неприятель стоял ближе чем на пушечный выстрел.

Поздней ночью шведы ринулись всей силой на дивизию князя Репнина. Растерявшиеся Меншиков и Шереметев, только теперь понявшие, что их безбожно обманул перебежчик, трижды отдали приказ войскам идти на подмогу к князю и трижды отменили своё распоряжение. Оба генерала очутились между двух огней. Рискнуть на бой было страшно. А вдруг наступающие войска являют собой главную неприятельскую силу? Что, если среди шведов находится сам король? Как нарушить приказ государя — избегать до поры до времени встречи с Карлом? Но преступным казалось и отступление в минуту, когда войскам Репнина грозит гибель. За это тоже не погладит по головке Пётр.

Пока на правом фланге шло совещание, шведы уже торжествовали победу.

Репнин с войском убежал с поля брани. Шереметев и Меншиков, так и не приняв боя, скорым маршем отступили к Днепру.

Весть о поражении застала государя в одном дне пути от Головнина.

   — Что ж, — к удивлению ближних, улыбнулся Пётр, — значит, нашим викториям срок не вышел ещё. Значит, ещё учиться нам надобно малость.

На военном совете он держался бодро и даже шутил.