Кубыш-Неуклюж

– Здравствуйте, Светочка, – густым басом ответил ей страж порядка, – я к вам от Александра Петровича. Вы позволите мне войти на одну минуту?

Света позволила, так как Александром Петровичем звали полковника Крутенкова. Сержант вошёл и громыхнул дверью.

– Это вот вам букетик от руководства! Мне поручили узнать, как вы поживаете, всё ли у вас в порядке, не нужно ли вам чего? Может быть, компьютерный столик или аквариум? Можем всё организовать. Это ваша комната?

Полицейский ткнул пальцем в первую дверь.

– Нет, Риткина, – поспешила с ответом Света и прикусила язык, мысленно назвав себя дурой конченой, – впрочем, здесь…

– Значит, вторая ваша, – сообразил сержант. Пока Света мялась, подыскивая слова, которыми можно было бы осадить этого медведя, он заглянул на кухню, и, сказав «Здравствуйте!'' открыл дверь во вторую комнату. Света съёжилась. Она даже закрыла глаза рукой, но всё равно видела, то есть знала, что на лицо полицейского наползает ужас, растерянность, почти паника. Только что она могла сделать? Никто ведь его не звал.

Сержант целую минуту смотрел туда, во вторую комнату. А потом передвинул глаза на Свету. Рита на кухне щёлкала зажигалкой.

– Вы что, с ума сошли? – уже не густым, а довольно жидким баском спросил полицейский, – скажите мне, вы нормальная?

– Это Ритка придумала, – пропищала Света, опустив руку и покраснев, – я не виновата! Честное слово!

Сержант ушёл, не отдав тюльпаны. Видимо, он о них позабыл. Смущенная Света с опущенной головой вернулась на кухню и залпом выпила полный бокал вина. Потом закурила. Рита вполголоса напевала песенку. Жоффрей ждал, когда будут ужинать. Персики и клубника – это, конечно, вкусно, но несерьёзно.

– А что там, во второй комнате? – поинтересовался Серёжка, – чего он так испугался?

– А это не твоего ума дело, – сказала Рита, – лучше иди и корми собаку. Ей завтра целый день голодать.

Серёжка обиделся и ушёл, взяв с собой Жоффрея. Тот был не против. Он уже начал подозревать, что ужина здесь не будет.

– У полицейского была бляха, – сказала Света, выпив ещё вина, – да знаешь ли ты, овца, что такое бляха?

– Фиговая проституха, – пожала плечами Рита, – что же ещё?

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Операция снова прошла успешно. Взяв у Ерёмова длинный список послеоперационных уколов и заплатив восемь тысяч, Жоффрей, Света и Серёжка в девять часов уже были дома. Их возил Миша. Жоффрей уже не был бодрым. Когда его принесли домой, он сразу лёг на пол и стал смотреть в одну точку. В его глазах была боль. Проведать его зашли Эдик и Олег, а после них – Рита.

– Химиотерапию назначили? – первым делом осведомилась она, присев рядом с ним на корточки.

– Нет, – признался Серёжка, – он мне сказал, что не надо травить собаку – опухоль, дескать, была локальная.

Рита, встав, пожала плечами. Это был её излюбленный жест. Ночь прошла спокойно. Но спать на кресле Жоффрей почему-то не захотел. Утром, когда Света начала делать ему уколы, он не пищал, не лаял. Он только вздрагивал. Аппетит у него остался. Эдик принёс ему много фруктов. Вечером, когда послеоперационный больной вышел на прогулку, Олег перед ним поставил средний величины арбуз. Подумав, что это мяч, Жоффрей стал его катать. Арбуз вскоре треснул, и из него потёк сок. Жоффрей догадался, что мяч – с секретом, и надо его разгрызть, что и было сделано. Над бульдогом, который с чавканьем поглощал арбуз и полностью его съел, угорал весь двор, особенно дети. Они ему потом принесли подарки: кто – мяч, кто – бублик, кто – палку.

– Он весь раздулся! – весело щебетала Надя, гладя его, – он стал как откормленный поросёночек!

– Как пивной бочоночек, – возразил Матвей, – да, да, он – бочонок, покрытый шерстью!

– Пивные бочонки хрюкают? – разозлилась Надя.

– Ещё как хрюкают, если выпить из них всё пиво и запить водкой, – вступил в разговор Олег, – у них тогда вырастают ножки с копытцами, а порой даже и рога. Я сам это видел.

– Нет, он сова, – заспорила Соня из длинной пятиэтажки, – вы поглядите не него спереди, когда он сидит! Сова и сова.

– Короче, он осовевший и освиневший пивной бочонок, покрытый шерстью, – подвёл Серёжка итог всему разговору, после чего понёс всю эту конструкцию на пустырь за кирпичный дом, чтобы она там погуляла и похудела. К ним вскоре подошла маленькая серая кошечка, и они с Жоффреем стали играть, опять веселя прохожих.

Ночью Жоффрею сделалось плохо. Сидя посреди комнаты на полу и опустив голову так, что обозначались лопатки, он тяжело дышал. Серёжка подумал, что ему жарко, хотя особого зноя не было, и включил прямо перед ним вентилятор. Это не помогло. Тогда он позвонил Свете. Та заявила, что это – послеоперационные боли, и принесла ему Пенталгин. Но он не подействовал. Жоффрей так и не сомкнул глаз. Это повторилось и на другую ночь, хотя днём всё было неплохо. Утром, придя делать процедуры, Света сказала, что надо пса отвести Ирине.

– К Ирине? – переспросил Серёжка очень рассеянно, потому что не спал две ночи.

– Конечно. Пусть она сердце ему проверит. Всё-таки два наркоза – это не шутка.