Кубыш-Неуклюж

Филахромин удалось достать только через сутки. Он оказался редкостью. От него у Жоффрея начались боли, совсем пропал аппетит. Распухшая, изуродованная лапа не обретала свой прежний облик. Скорее, наоборот. Преднизолон действовать перестал. И тогда Серёжка, который очень боялся тяжёлой химиотерапии, занялся тем, чем только и может заняться зверь, которого обложили – бессмысленными метаниями. Сначала, послушав какого-то идиота, он применил антисептик Дягилева – зловонную жидкость, которая принесла Жоффрею много страданий и лишь ухудшила ситуацию. После этого он по страшной жаре оббегал с бульдогом ещё три клиники на соседних улицах. В двух из них ему посоветовали вернуться в лечебницу на Каширке и отказались от денег. А в третьей деньги стали тянуть – совершенно подло и неприкрыто, давя на жалость к собаке. К счастью, Эдику и Олегу каким-то образом удалось мозги ему вправить. Тогда он вызвал на дом онколога. Этот самый онколог приехал глубокой ночью и оказался девушкой. Осмотрев бульдога и перебрав кипу заключений и результатов анализов, накопившихся за полгода, она спросила:

– Скажите, а почему вы не делаете ему рентген грудной клетки? Ведь метастазы от этого вида рака в первую очередь идут в лёгкие.

– Ну а если их обнаружат? – спросил Серёжка, – что тогда делать?

– Тогда, простите, животное нужно будет оставить в покое. Преднизолон я бы отменила, он понижает иммунитет. Сделайте рентген. И мой вам совет – езжайте опять к онкологам на Каширку. Если у вас, конечно, деньги ещё остались.

– Благодарю вас. Сколько я должен?

– Полторы тысячи.

Через день Серёжка воспользовался советом, благо что жара чуть ослабла – до двадцати семи градусов. На Каширку его с Жоффреем сопровождала мама. Других желающих как-то вдруг почему-то не оказалось. Очередь к кандидату наук скопилась значительная. Среди ожидающих пациентов был французский бульдог, копия Жоффрея. Этот бульдог лежал прямо на кушетке. Положив морду на лапы, он едва слышно храпел и моргал так медленно, что казалось, ему было просто лень. С ним сидела женщина. Она плакала, утирая слёзы платком. Серёжка настроился долго ждать. Но, как только из кабинета вывели таксу, Жоффрея вызвали. Тут хозяйка бульдога вдруг поднялась, и, взяв своего питомца на руки, попросила:

– Пожалуйста, молодой человек, пропустите нас! Мы там уже были двадцать минут назад, но, как только вышли за дверь, ему стало плохо!

– Конечно же, проходите, – сказал Серёжка и опять сел вместе с мамой. Сел и Жоффрей. Женщина покинула кабинет минут через двадцать пять. В руках у неё был свёрток размеров с её бульдога. Она не плакала. Но её глаза казались пустыми и почерневшими. Шла она, спотыкаясь. Жоффрея вызвали вновь.

– Как у нас дела? – весело спросил кандидат наук, пока медсестра снимала повязку.

– Думаю, что не очень, – сказал Серёжка, крепко держа стоявшего на столе Жоффрея за голову, потому что от боли тот мог куснуть. Когда бинт был срезан, доктор задумчиво согласился с хозяином пациента. Задав несколько вопросов, он сел за стол и самым подробным образом расписал следующие два этапа химиотерапии. Одно лекарство Жоффрей должен был принимать в течение двух недель ежедневно, другое – один-единственный раз, только одну капсулу.

– Ламустин? – повторил Серёжка название этого препарата, который доктор назвал сильнейшим из существующих, – он, наверное, дорогой?

– Да, очень. Но вам ведь будет нужна только одна капсула, да и то лишь в том случае, если Эндаксан не даст результата, – купите всё же её сейчас, пока этот препарат есть у нас в аптеке. Его найти не так просто.

– Я правильно понимаю, что этот залп может скосить всё?

– Риск, конечно, есть. Но он невелик, так как организм у вашей собаки крепкий.

– А если и Ламустин не поможет?

– Будем смотреть.

Жоффрея с новой повязкой уже поставили на пол. Надев на него ошейник, Серёжка взял назначение и спросил:

– Скажите, а тот бульдог, он что, умер?

– Да, к сожалению, – вздохнул доктор, – точнее, мне пришлось его усыпить. Сделать это нужно было ещё два часа назад, но дама упрямилась. Дотянули до судорог. Кстати, у него тоже мастоцитома была.

– И долго он проболел?

– Почти год – я их знаю с осени.

Рассчитавшись за препараты и за приём, Серёжка подумал, что целый месяц ему придётся жарить яичницу и заваривать слабый чай не только на завтрак, но и на ужин. Обеда у него не было уже много лет – просто не хотелось, и всё. К метро он Жоффрея нёс. Бульдог тяжело дышал, потому что солнце стояло на середине неба и город был раскалён. Узкий тротуар вдоль шоссе только что полили водой. Над ним поднимался пар. Сквозь жёлтое марево неопрятный и косоглазый субъект, который тащил не плече бульдога, а в руке – трость, казался дружком Коровьева, Азазелло и Бегемота. Скромная пожилая женщина шла с ним рядом, касаясь его рукой лишь тогда, когда нужно было кого-нибудь обойти.

– Печальное место, – проговорила она, переведя сына с его собакой через шоссе, – вы много раз сюда ездили?

– Нет, сегодня был только третий раз, – дал отвел Серёжка, с трудом оторвавшись от размышлений. Они спустились в метро.