Четвёртый приезд состоялся через семнадцать дней, в середине августа. Ламустин Жоффрея чуть не угробил. Целые сутки он не мог двигаться, и его рвало чем-то черным. Лечащий врач находился в отпуске, и Жоффрей был принят заведующей, приятной молодой дамой. С помощью перекиси сняв бинт, она заявила, что лапу надо отрезать.
– Точно? – спросил Серёжка.
– Боюсь, что да. Всё слишком запущено, к сожалению. Нужно сделать ему рентген. Если метастазы уже пошли, эта операция будет лишена смысла.
Рентген отчётливо показал, что метастаз нет. Когда Серёжка с Жоффреем опять вошли в кабинет заведующей, она вызвала хирурга для консультации. Осмотрев бульдога, хирург спросил у его хозяина, почему на верхней стороне лапы собаки – ссадины.
– Потому, что он ходит вот так, – объяснил Серёжка, сделав движение по столу костяшками пальцев, – трудно ему ходить.
– На трёх лапах будет ещё труднее. Придется вам ему под живот подсовывать шарф или полотенце, чтобы его поддерживать.
– А других проблем не возникнет?
– Шанс на выздоровление чрезвычайно высок, – сказала онколог, – но сто процентов я вам не дам. Если вы согласны на операцию, мы сейчас позовём анестезиолога, чтобы он его осмотрел.
Серёжка спросил про цену.
– В тридцать пять тысяч уложитесь, совершенно точно, – пообещал хирург. Серёжка представил, как он при этих словах почти по-приятельски, доверительно морщит нос и взмахивает рукой – мол, сделаем всё в наилучшем виде, не беспокойся!
– Простите, – сказала Серёжка – но у меня таких денег нет, к сожалению.
На ресепшене с него взяли и за приём, и за разговор и хирургом и за рентген. Всего насчитали четыре тысячи. Притащив Жоффрея домой, Серёжка его облил холодной водой. Потом позвонил доктору Ерёмову. Знаменитый хирург взял трубку мгновенно.
– Да, – сказал он. Ему, судя по всему, было сейчас вовсе не до Серёжки с его собакой.
– Дмитрий Андреевич, здравствуйте, – с вами говорит хозяин бульдога, которому вы в мае и июне лапу прооперировали. Сказали, что у него лимфома. Вы меня помните? Я еще с белой тростью был.
– Помню, помню. Что вы хотите?
– Дмитрий Андреевич, ему стало гораздо хуже! Лапа распухла ещё сильнее, на неё даже ботинок не налезает. Она гноится, и из неё течёт кровь. Онколог сказала, что нужно её отрезать. Да притом срочно, так как в любую минуту могут пойти метастазы в лёгкие!
– Ну, так что вы хотите? – нетерпеливо переспросил хирург.
– Вы бы не могли сделать ампутацию?
– Приезжайте, посмотрим. Поговорим. Я по телефону не консультирую.
– А когда мы можем подъехать?
– Послушайте, почему вы мне задаёте этот вопрос? – с досадой осведомился доктор Ерёмов, – вы знаете условия моего приёма. Вам надо взять талон и …
Серёжка нажал на сброс.
ГЛАВА ВТОРАЯ
По поводу ампутации мнения во дворе разделились кардинальным образом. Человека три порекомендовали Серёжке клинику на Сиреневом бульваре. Про эту клинику он и прежде слыхал не раз. О ней говорили разные вещи, но почти все сходились на том, что там лечить могут, притом недорого, потому что организация государственная. Семнадцатого числа жара наконец-то спала. Было всего лишь градуса двадцать два. Серёжка сидел на низком заборчике возле детской площадки, держа в руке поводок. Его лопоухий друг сидел перед ним на травке, под дикой вишней, опустив голову, глядя в землю. Рядом крутилась маленькая серая кошка. Она хотела играть. Жоффрей играть не хотел. Кошечка мяукала – мол, вставай! Бульдог лишь вздыхал. Ему было плохо. Неподалёку торговал Эдик. Он приносил Жоффрею персики, абрикосы и виноград. Жоффрей соизволил съесть лишь две виноградинки. Подошла Маринка со своим Боней. Увидев их, кошка убежала. Боня решил её погонять, однако она вскарабкалась на берёзу.
– Ах ты, бедняжка, – проворковала Маринка, присев на корточки и погладив Жоффрея между ушами, – совсем измучили пёсика! Да? Измучили? Ничего, всё будет нормально! Серёжка, что ты надумал-то?
– Ничего, – ответил Серёжка, чуть помолчав, – пока ещё думаю. Я не знаю, что делать. Просто не знаю.
Маринка встала.
– Езжай, дурак, на Сиреневый! Ведь помрёт!
– А если её отрежут – думаешь, не помрёт? А под ножом, думаешь, не помрёт? это операция – страшная! Да и как он будет передвигаться-то на трёх лапах? На четырёх еле ходит!
– Ну а на трёх он будет носиться! Я тебе говорю. Он ведь потому еле ходит, что ему плохо. От этой гниющей лапы ему мучение! Хочешь пива?
– У тебя есть?
– Я могу сходить.
Серёжка подумал и отказался. Тогда Маринка присела рядом с ним на заборчик и закурила "Кент". Подошёл Олег – сказать ей, что в новых джинсиках её жопа стала чуть-чуть похожа на попу. Она в ответ заявила, что у его грушевидной задницы нет ни одного шанса преобразиться в чём бы то ни было. Прибежали дети, которые всей толпой ходили за эскимо, одолжив у Эдика денег. Они стали угощать и Жоффрея. Тот не отказывался. Серёжка не возражал, хоть знал, что собакам сладкое вредно. Он думал, что всё равно терять уже нечего. Не стесняясь детей, Олег и Маринка обменивались остротами на различные темы. Вдруг телефон Серёжки начал играть "Адажио" Альбинони. Серёжка вышел на связь.
– Алло!