Кубыш-Неуклюж

– Тебе повезло, – прошептал Серёжка на ухо своему бульдогу. Тот, кажется, согласился. Через пятнадцать минут он, Серёжка и Катя были приглашены к дерматологу. Проходя в кабинет, они ощутили некоторый спад настроения, потому что врач была не из тех, кто считает нужным скрывать эмоции. Час назад она до конца не верила в онкологию и сумела внушить двум молодым людям и их бульдогу некоторую надежду. Теперь, предложив им сесть и сама усевшись за стол, она объявила:

– Да, у собачки мастоцитома. Но лёгкие пока чистые. Остальные органы также вполне здоровые. Для такого возраста это – редкость. И показатели крови вполне приличные. Сердце вы проверяли в начале лета. И с ним всё прекрасно. Но, к сожалению, рак – есть рак. Вам нужен онколог.

– Мы очень вам благодарны, – сказала Катя, и, раскрыв сумочку, заплатила доктору за анализ, который стоил не слишком дорого, – а в каком кабинете у вас онколог?

– Он у нас принимает только по четвергам, а сегодня – пятница. Может быть, вам завтра ещё разок съездить на Каширку? Я им попробую позвонить и растолковать вашу ситуацию. Наиболее сильные специалисты по онкологии всё же там.

– Мы можем сегодня проконсультироваться с хирургом? – спросил Серёжка, проигнорировав и вопрос, и очень любезное предложение и оценку.

– Да, да, конечно. Я вас сейчас к нему проведу.

С высоким хирургом им посчастливилось встретиться в коридоре на пол пути к его кабинету.

– Миша, проконсультируй, пожалуйста, – обратилась к нему коллега, – там онкология, третья стадия.

И ушла куда-то.

– Будьте любезны, здесь подождите одну минуточку, попросил хирург, после чего также скрылся за поворотом. Вернулся он с медсестрой, которую звали, как тут же выяснилось, Фаина. Услышав голос её, Жоффрей и Серёжка мгновенно поняли, что на этот раз им действительно очень здорово повезло. В смотровой Фаина, ласково разговаривая с Жоффреем, срезала с него бинт без малейшей боли, что никому в последнее время не удавалось.

– Конечно же, ампутировать, – сказал доктор, ощупав лапу, – всю, целиком, по самый живот, так как лимфоузел, судя по всему, поражён. Других вариантов нет, говорю вам точно. Эта гниющая лапа его в могилу утянет.

– Во сколько нам это обойдется? – спросила Катя, крепко обняв Серёжку за талию.

– Это вам обойдется в десять тысяч рублей. Сами понимаете, операция очень сложная. Будет нужен сильный наркоз, кислород, много препаратов, много работы.

Жоффрей стоял на столе. Фаина его почесывала за ушком.

– Вы знаете, на Каширке с меня хотели взять тридцать пять, – зачем-то сказал Серёжка. Доктор пожал плечами.

– У них – своя ситуация. Это там ему удаляли мастоцитому?

– Нет, в другой клинике.

– Очень странно, что кто-то за это взялся. Такого рода новообразования иссекают с очень большим захватом здоровой ткани – два сантиметра минимум. А как можно сделать такой захват между пальцами? Я хочу сказать, эта операция вообще не имела смысла, вы понимаете?

– Понимаю, – вздохнул Серёжка, – и я всё понял уже давно. Когда нам подъехать на … это мероприятие?

– Приезжайте в четверг, к четырнадцати часам. Здесь будет онколог, перед такой работёнкой я с ним обязан проконсультироваться.

Фаина распаковала бинт. Жоффрей сам приподнял лапу, чтобы ей было удобнее перевязывать.

– Сколько я сейчас должен? – спросил Серёжка, когда работа Фаины была закончена.

– Бросьте вы, – отмахнулся врач, – мало, что ли, денег потратили? Не поить, не кормить в четверг.

Когда ехали домой, Катя объясняла Серёжке, что всё будет хорошо, ему станет легче. Серёжка и без неё почти в это верил. Через шесть дней они повезли Жоффрея на ампутацию.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вечером, на закате, когда громадное облако окровавилось, как свинья, зарезанная над городом, во дворе было очень шумно. На улицу вышли все, так как на ближайшие дни уже прогнозировалось ненастье. Около Эдика кто только не стоял с обычными разговорами, у подъезда кто только не сидел, на детской площадке кто только не бесился. Мамы с колясками, попивая пиво, орали на сорванцов, чтоб те не орали. Но смолки все, когда плавно подкатил и плавно затормозил чёрный Ситроен С-4. Из него вышла Катя. Захлопнув левую дверь, она обошла капот и открыла правую. Осторожно вышел Серёжка. Губы у него дёргались. На руках у него храпел и истекал кровью ещё один зарезанный поросёнок. Его большие глаза были приоткрыты, но ничего не видели. Кровь текла сквозь бинты, обильно намотанные Фаиной. Целой толпой приблизились дети, и с ними Эдик. Они молчали. Никто не знал, что нужно сказать. Надя поспешила открыть подъездную дверь. Катя ей кивнула в знак благодарности. Когда дверь за ней и за её спутником лязгнула, пожилая дама с пятого этажа на весь двор сказала, что лучше было бы умертвить.

– Не его, а вас, – заметила Наденька. Пожилая дама решила проявить к девочке снисходительность.

– А зачем меня умертвлять? – ласково спросила она.

– То есть как, зачем? Вы – старая, злая, глупая. В поликлинику ходите каждый день – значит, постоянно болеете, мучаетесь. И никто вас не любит. А вот его любят все, потому что он – Кубыш-Неужлюж!

– А я – человек. Тебе так не кажется?