Кубыш-Неуклюж

Оказавшись дома, Жоффрей довольно успешно проковылял на трёх лапах сперва до комнаты, а затем – до кухни, где его друг размышлял. Там бульдог уселся, имея вид выжидательный. И Серёжка вспомнил слова Фаины – мол, если он до субботы не будет есть, ведите его к врачу! Серёжка решил проверить, будет ли Жоффрей есть. Достал колбасу. Жоффрей сожрал всё, что было предложено, и не отказался от творога. Облизнувшись, он сразу лёг и уснул. Серёжка очень обрадовался. Сварив себе кофе, он позвонил Ирине, чтобы проконсультироваться по поводу химиотерапии.

– Так он ему Масивет назначил? – спросила врач, выслушав Серёжку, – как странно! Масивет стоит безумных денег. Просто безумных. И его фиг достанешь! Может быть, есть какие-нибудь аналоги? Я спрошу у своих знакомых онкологов. Как узнаю, так сразу вам позвоню.

– Большое спасибо, – сказал Серёжка и чуть было не спросил, по привычке, сколько он должен. Напившись кофе, он пошёл слушать книгу. Жоффрей мгновенно проснулся и потащился следом за ним. Он не выносил одиночества ни в каком своём состоянии. Как полену, чтобы гореть, а не тлеть, нужно быть прижатым к другим поленьям, так и ему нужно было жить одной жизнью с кем-то, чтобы ощущать смысл пребывания своего в неуклюжем теле, которое иногда наполняла страшная боль.

Тоскливо, занудливо барабанил за окном дождь. Казалось, что осень уже настала. Серёжка выключил книгу. Ему хотелось собственных мыслей, а не чужих. Он закрыл глаза, и невообозримой бездонной синью вспыхнул перед ним май с запахом сирени. Вдруг до него донёсся жалобный писк. Это напугало его. Вскочив, он пошёл туда, откуда послышался этот писк, и там натолкнулся на своего бульдога. Бульдог обиженно хрюкнул – чего толкаешься? Наклонившись, Серёжка его потрогал. И – обалдел. В зубах у Жоффрея была игрушка. Маленькая резиновая свинья.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ.

Мнения во дворе разделились кардинальным образом и по поводу химиотерапии. Одни считали, что делать её не нужно – лапу отрезали, и нормально. Другие думали, что без химиотерапии всё же не обойтись, с раком шутки плохи. Маринка, которая приходила делать Жоффрею уколы и перевязки, принадлежала ко второй партии.

– Обязательно покупай Масивет, – твердила она Серёжке, – если нет денег, я одолжу. Смотри, не затягивай!

– Хорошо, – отвечал Серёжка, – спасибо.

Капала ему на мозги и Катя, когда они с ней созванивались. А Эдик целыми днями опрашивал всех знакомых ветеринаров. Однако, и среди них не было единства в данном вопросе. Серёжка хотел уже сдать кому-нибудь комнату, чтоб купить этот препарат, но как-то вечером позвонила ему Ирина.

– Вы ещё не приобрели Масивет? – спросила она.

– Нет, не приобрёл.

– Замечательно. А у вас остался Филахромин?

– Да, много.

– Отлично. Онкологи мне сказали, что Масивет и Филахромин – это абсолютно одно и то же . Пусть Жоффрей принимает по одной капсуле дважды в день в течение двух недель. Не больше. И проверяйте печень.

– Спасибо!

И стал Жоффрей опять пить Филахромин. Но на этот раз ему почему-то плохо от него не было. Он с большим аппетитом трескал баранину, которую притащил ему Эдик, бодро гулял на трёх лапах, играл, храпел. Только иногда по ночам ему приходилось давать обезболивающие таблетки. К первому сентября рана у него совсем зажила, и делать уколы было уже не нужно. Пятого сентября Серёжка повёз его снимать швы. Точнее сказать, грузин Мишико повёз на Сиреневый их обоих.

– Всё замечательно, – произнёс Михаил Владимирович, внимательно осмотрев послеоперационный шов,– и он даже потолстел. Спит нормально?

– Да когда как! Иногда вздыхает, хрюкает по ночам.

– Фантомные боли, – объяснил доктор, взяв у Фаины ножницы и пинцет, – от этого никуда не денешься.

– А как долго они продлятся?

– Никто не знает.

Во время снятия швов Фаина ласково разговаривала с Жоффреем, гладя его по складчатому широкому лбу. И маленький пациент ни разу даже не пикнул, только поджимал уши. Скромная медсестра оказывала на него какое-то магическое воздействие. Впрочем, как и на всех остальных животных. По окончании процедуры Жоффрей, поставленный на пол, начал играть с Фаиной.

– Отстань! – отмахивалась она, – ты нам надоел! Езжай, дурачок, домой, и больше не возвращайся!

– Нет, через две недели пусть приезжает, – возразил доктор, – надо ещё разок на него взглянуть.

– Сколько я вам должен? – спросил Серёжка, пристёгивая к ошейнику поводок.

– А вот вы нам как раз очень надоели с этим вопросом, – пошутил врач, – когда будете должны, скажем.

Настала осень – очень красивая, очень тёплая. Небо днём было синим, дымчатым, будто саван первой любви, по ночам – бездонным, призрачным и хрустальным. Запах опавших листьев кружил всем головы ещё больше, чем запах майской сирени. Но он был грустным. Листья каштана и клёна Надя порой собирала, чтоб делать из них букеты. Серёжке очень хотелось гулять со своим псом по лесу, но никто не хотел идти туда с ними. Им приходилось целыми днями стоять у Эдика или же сидеть рядом, под дикой вишней. Это, конечно, тоже было неплохо.