Кубыш-Неуклюж

– За Шиву, – сказал Серёжка, подняв свою. Его собутыльница заупрямилась.

– Нет! Пожалуйста, только не за него! Я слишком пьяна, чтоб за него пить.

– Тогда давай выпьем за Иисуса Христа. Его самого называли пьяницей.

– Ради бога, не за него! – ещё горячее взмолилась Настя, – только не за него!

– Тогда – за небытие.

– Это уже лучше. Чуть-чуть, но всё-таки лучше.

И они выпили, наконец. Скушав один блинчик, Настя задумалась. Это был не первый её философско – религиозный диспут с Серёжкой. Он и его бульдог казались ей чем-то странным, далеко выпавшим за пределы добра и зла. Серёжка, тем временем, набрал Эдику и велел ему дать Жоффрею двойную порцию шашлыка, так как он, Серёжка, от своей доли отказывается.

– Да он тут уже тройную сожрал, Жоффрей твой! – сообщил Эдик под чей-то визг, – куда ты пропал?

– Мы с Настей просто решили кофе попить. Вот сидим и пьём.

– Молодцы какие! Смотрите там, не напейтесь. И широко ей ноги на раздвигай, а то…

Серёжка нажал на сброс. Ему не хотелось услышать хохот Олега и ещё трёх-четырёх ослов. Настя уже ела салат. Свободной рукой держала она бутылочку, наклоняя её над рюмочкой и глазами жрицы следя, как струится водочка. Тут как раз принесли свиные котлеты.

– Пьём, – простонала Настя, две из них быстро съев и взяв свою рюмку, – пьём, за что хочешь! Я тебе полностью доверяю после этих котлет.

– Полностью доверять мне может только одно существо на свете, – сказал Серёжка, – давай за него и выпьем.

Настя не возражала. Когда две пустые рюмки опять вернулись на столик, она спросила слепого, зачем ему Иисус Христос.

– Он -мой Бог, – ответил Серёжка.

– Он– Бог рабов, – заявила Настя, – ты знаешь, что у раба есть выбор только из двух путей: либо жизнь, стеснённая унизительными и жесткими рамками, либо – смерть. Иисус Христос предлагает эти же два варианта: либо вечная жизнь, о которой мы ничего не знаем, что унизительно, либо вечная смерть. Это рабский выбор. Зачем тебе бог рабов?

– А кто может предложить более широкий ассортимент? – поинтересовался Серёжка, медленно разрезая ножом котлету.

– Ну, ты спросил! – усмехнулась Настя. И начала говорить. Серёжка её не слушал. Доев котлету, он озирался по сторонам, как будто мог что-то видеть. Народу, кажется, прибавлялось. Включили музыку. Когда Настя умолкла, Серёжка велел ей наполнить рюмки. После того, как выпили, он сказал:

– Спасибо, но не нужна мне реинкарнация.

– Почему? – пожала плечами Настя, – это гуманно, логично и перспективно. Тебе на выбор даются десятки тысяч путей, а не два – либо подчиняйся, либо умри!

– А вот ты представь. Жоффрей после смерти переместится в другое тело. У него будет другая жизнь. Он будет любить других. А где буду я для него? А нигде, нигде! Он меня ни разу не вспомнит – ни на одну секунду, ни наяву, ни во сне! И у меня тоже будет другая жизнь. И мы друг о друге даже не будем ничего знать, будто никогда и не знали. Мы с ним ни разу не встретимся. Ни на миг. Во веки веков. Да, это не больно. Это и не чувствительно. Но где те десятки тысяч путей, о которых ты говоришь? Я вижу только один единственный путь – в пустоту. И сквозь пустоту. Да, да, разумеется, пустота не имеет рамок. Но лучше пусть они будут. Я не хочу в пустоту. Я предпочитаю небытие. Это – вещи разные.

Замолчав, Серёжка самостоятельно налил полную рюмку водку, выпил и ещё раз огляделся по сторонам, как будто ища кого-то. Красавица осетинка, предположив, что ищет он именно её, подошла. Настя ей велела принести счёт. Потом она положила свою ладонь на руку Серёжки.

– Пожалуйста, продолжай. Я вижу, что тебе есть ещё что добавить.

– Я много лет жил прошлым, осознавая, что это ломает будущее, – продолжил Серёжка без интонации, – но теперь и прошлое мне не кажется привлекательным, потому что там нет его, этого бульдога. Он претендует только на роль игрушки, не более. Но при этом он обладает феноменальным чувством собственного достоинства. Я ещё такого не видел. Однажды мы – я и Катька, сидели в поле около леса и пили ром. С нами был Жоффрей. Он лапами копал землю. Земля попала в стакан. Мы с Катькой стали орать на Жоффрея, и он вдруг как-то притих. И мы про него забыли на два часа. А когда уж начали собираться, смотрим – Жоффрея нет!

– И куда он делся? – спросила Настя, взяв у приблизившейся официантки счёт.

– Да он просто спрятался. Он сидел в кустах, наблюдал за нами и тяжело дышал. Мы его нашли только потому, что прислушались и услышали, как он дышит. Он очень нервничал, видя, как я и Катька бегаем и кричим, пытаясь его найти. Но не выходил! А когда мы начали его гладить, стал отворачиваться.

– Обиделся?

– Ещё как! А не так давно я взял его и ударил. Практически ни за что, просто психанул. И он на меня залаял – зачем дерёшься? Потом притих, отошёл, захрюкал. Очень обиделся. Но мириться он начал первый. И это было…

– Не надо, – прервала Настя, не вспоминай.