Куда уходят умершие

И он вновь подчинился: кое-как разместился, волнуясь и боясь принять не ту, что задали, позу. С ухмылкой мало что получалось, но он старался, морщил лоб, а подумать о том, что нелепо скривленные губы на его наивном лице смотрятся глупо, не смел. Это дерево мебели цветом темного-дуба, эта линейка серьезных книг, эта строгость всей квартиры, этот властный женский голос и эта аура, заставляющая подчиняться – все кружило голову бешеной каруселью и будто проникало в сознание, разрушая его неведомым шепотом…

– К чему это все?

– Ощутили себя в роли куклы? Только честно, без стеснений.

– Ну… Может быть… – Неуверенно замямлил тот, все еще стараясь не менять заданную позу.

– Хватит! Расслабьтесь, у вас так отвратительно получается! Видно, – огорченно заключила та, обиженно покусывая губы, – вам не дано быть куклой.

– Так покойный вами командовал, получается?

– Мы встретились с ним по трагической случайности, но откуда я могла знать? Откуда? Откуда? – Ни театрально наигранных, ни естественных порывов возмущений в голосе. Каждая черточка лица покрыта единым, одинаковым: печалью, но не глубокой, не рвущейся из раздираемого нутра, а такой, что чувственно читает любовные стихи Есенина на сцене. – Откуда же я могла знать, что его любовь окажется переброшенной на меня с другой женщины? Его безумной любви, которая так внезапно ушла в самый разгар. Мы встретились в метро. Случайно. Он никогда не спускался в метро, а тут вдруг решил… И я тогда тащилась домой после смены из своего дурацкого ресторанчика, проклиная все и вся и мечтая о лучшем и дорогом… Он постоянно напоминал мне о моей очаровательности, и я радовалась, смущалась как нормальная женщина, не зная, что во мне он видит другую, ту, что когда-то потерял. Сначала я привыкала к новому интерьеру, тому, что окружает нас сейчас, а затем он научил меня говорить красиво: без лишнего, уверенно, с нужной расстановкой, плавно, спокойно…

Часы из спальни пробили ровно шесть ударов – это были старые большие антикварные часы в деревянном корпусе, которые приходилось заводить раз в неделю. Дарью потянули словно невидимыми нитями: она аккуратно стукнула чашкой о стол, приподнялась и тут же резко, опомнившись, опустилась – нити оборвались и уронили наземь марионетку.

– Обычно в шесть вечера по выходным он просил приносить кофе. Правда, выходные мы проводили в той квартире, там он до полночи торчал в кабинете, а я же преданно ждала его в спальне. Знаете, мягкие игрушки вот так же ждут на мягкой подушке или под одеялом, когда дети лягут спать… Еще кофе заварить?

– Спасибо, не хочется.

В ответ пташка обеспокоенно залепетала, места себе не находила: ерзала, перетирала пальцами края одежды, губы то с силой сжимала, то разжимала, глаза то останавливались на пустых вазах теплых цветов, то на заинтересованно-скучающем лице мужчины, – во всяком случае, таким его видела Дарья – то на хрустальных узорах люстры, то на корешках темных книг… И так до головокружения…

– Я так не могу. Я заварю, мне нужно… Извините…

Она захватила с собой поднос с сахарницей и чашками. Кофеварка загудела по новой, и знакомый аромат темно-коричневых зерен средней прожарки принялся пробираться сквозь прохладу свежесть комнаты, какую только может подарить город. На мягком диване, заметил Виктор, кукла, поднимаясь, почти что не оставила вмятину – настолько она была легкой, чуть ли не воздушной, или… Может, кто-то все время держит ее в подвешенном положении на ниточках, водя по полу лишь понарошку. Ткань же дивана казалась совсем новой, будто купили диван буквально недавно. Впрочем, все в этой квартире выглядело свежеизготовленным.

– Но я ведь не слишком-то хочу, – сразу же попытался отвертеться Виктор, как только нога Дарьи переступил порог гостиной.

– Сахара также два кусочка?

– Да, – ответил тот так, будто ответ выдали вместо него, но его же голосом.

– Берите и пейте. Не допьете – ничего страшного, но хотя бы один глоток обязательно сделайте.

– Хорошо, но дайте ему остыть.

Она стояла перед мужчиной, обняв горячую чашку двумя чистыми, светлыми ладонями – болезненное жжение теплоты словно не чувствовала, – с готовностью вот-вот плеснуть кипяток в лицо, но, удовлетворившись ответом, плавно подошла к дивану и уселась. Зрачки ее казались неотъемлемой частью черного космоса, частичку которого влили в центр радужки, чтобы хоть где-то еще спрятать необъяснимое, загадочное, бесконечно и опасное…

– На чем я остановилась?

– Вы ждали его в спальне.

– Нет, не то.

– Он научил вас говорить красиво.