Кудесница для князя

Таскув не хотела их слушать. Только посмотрела вновь на ожог вокруг одного запястья и шнурок, от которого не удалось пока избавиться – вокруг другого. И вот она, казалось бы, ниточка шаманского заговора, признесённого в святилище, а как дальше этот клубок распутывать – неведомо. Слова в нём всё незнакомые и страшные, как переплетенные между собой змеи.

Что ж, пока разгадки не нашлось, а что дальше делать, то она после встречи с княжичем Ижеславом придумает.

Показалось, все облегчённо выдохнули, когда над лесом начало светлеть небо. И как только стало видно хоть что-то под ногами, Елдан встал и махнул рукой безмолвно, по своему обыкновению, мол, идти надо. Костёр забросали землёй, собрали до крайности скудный скарб и вновь отправились вдоль полосы болота до паула остяков, в котором с муромчанами встретиться надеялись.

Солнце катилось по небосклону навстречу, земля становилась твёрже и надёжнее, топь отступила совсем уж к руслу Сосьвы. А после полудня вынырнула из леса наперерез хоженая тропа, чуть размытая и взбуравленная ногами путников и копытами скота.

Елдан остановился на ней, чуть поразглядывал, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую.

– Всадники здесь проезжали, – негромко проговорил он, поразмыслив. – Чуть раньше нас.

– Думаешь, наши? – утирая со лба пот после долгой ходьбы, глянула на него Эви.

Охотник покривился.

– Может, наши, а может, и нет. Ближе подойдём, вы в укрытии останетесь, а я в паул схожу, поспрашиваю, что к чему, да кто туда вперёд нас пожаловал.

Вместе они дошли до границы леса. Елдан пошёл дальше, к паулу остяков, что раскинулся десятком дворов на открытом, а оттого более сухом берегу реки. Издалека выглядел он тихим и спокойным. Редко мелькали между дворами маленькие  фигурки людей.

Таскув со спутницами остались пока под сенью сосен, прячась за бледно-зелёной от молодых листьев стеной осинника. Теперь только ждать.

И почудилось, что только-только скрылся охотник из виду, как со стороны паула появился на дорожке человек, который явно знал, куда идти, хоть это был и не Елдан. А вблизи и вовсе оказался черноволосым, одетым в чуть великоватые ему шерстяную рубаху и штаны, мальчишкой лет пятнадцати. Он без труда нашёл женщин и поманил за собой, скупо пояснив, что их в пугол-корте[1] очень ждут. Много болтать не стал, но дал понять, что бояться нечего и что отправил его к ним муж, вышедший из леса чуть раньше.

Парнишка провёл их до невысокой, потемневшей от времени и непогоды избы, что стояла почти самой последней, и пропустил вперёд.

Таскув шагнула в плохо освещённую клеть. Сначала увидела черноволосую хозяйку, что сидела у очага и полоскала в деревянной кадке какие-то тряпицы. А затем в  глаза сразу бросился Отомаш, который в домишке с низким сводом казался несоразмерно огромным. Он сидел на притащенном, видно, с улицы чурбаке, а подле него на дощатых нарах лежал Смилан.

– Помощь твоя нужна, кудесница, – устало проговорил он, хмурясь и тая в глазах глубокую печаль.

Таскув едва порог переступила и встала, будто ноги чувствовать перестала. Но в следующий миг подбежала к Смилану, мучнисто-бледному и взмокшему от начавшейся лихорадки.

– Отойди, воевода, – строго бросила она, стаскивая через голову слишком неудобную ддя такого дела парку.

Тот послушно встал и отошёл прочь, что-то поясняя. Она не слушала. Сейчас ничто не важно.

Отогнула покрывало из оленьих шкур, размотала нетугую повязку, пропитанную кровью и зеленоватым разводами, видно, от какого-то снадобья. На миг прикрыла глаза, увидев едва не до рёбер вспоротый бок. А ниже еще одну рану, не такую глубокую. Голову повело не от дурноты, а от испуга – вдруг опоздала?

Она обернулась, нашла взглядом маленькую хозяйку дома, которая тут же с готовностью и расторопностью подошла.

– Воды мне на очаге вскипяти, – с трудом подбирая слова на языке остяков, распорядилась Таскув. Хоть и сходны их наречия, а от волнения немудрено всё позабыть. – И ещё тряпиц чистых длинных дай.

Та кивнула. Перед глазами вдруг возник знакомый тучан. Таскув подняла взгляд на Отомаша, который протягивал его.

– Вот, смогли забрать из лагеря. Там травки твои, верно. И бубен твой вон лежит. Порвали его только в пылу...

Он кивнул на стоящий у лавки бубен: в нём и правда зияла рваная дыра. Что ж делать, знать, отслужил  своё время. Хоть и жаль. Таскув благодарно улыбнулась, забирая суму. Принялась было выискивать в ней нужный мешочек, как замерла на миг, подняв голову. Обернулась на вновь отошедшего к очагу воеводу. Пальцы заледенели вмиг ещё до того, как она задала вопрос:

– А Унху где? Он здесь?

Отомаш вдруг кашлянул, словно неловко ему сделалось, вздохнул тяжко, с сожалением поджимая губы.

– Погиб он, аги. В него сразу несколько стрел попали. А там мы в погоню за зырянами бросились. Потом, тела когда собирали…

Сердце ухнуло в бездонную пропасть. Невидяще уставившись на тучан, Таскув бездумно продолжила перебирать мешочки с травами. Голова опустела, в ней не могло задержаться теперь ни одной мысли, кроме той, что билась молотом: погиб.