Kudos

С того вечера в Амстердаме она выпустила несколько романов, сказала она мне, а также книгу о западном литературном каноне; она убеждена, что из него следует убрать множество мужчин и добавить в него множество женщин. Книга была хорошо принята в других странах, сказала она, но здесь, в ее родной стране, ее фактически проигнорировали. Она участвует в конференции не как писательница-феминистка, а как переводчица, благодаря работе которой несколько местных писателей – почти все из них мужчины – получили большую известность по всему миру, чем она сама. Или, может быть, сказала она, звонко рассмеявшись, я здесь только потому, что это мой родной город. Всех остальных им приходится привозить с разных концов света, сказала она, но, чтобы пригласить меня, много денег не надо, потому что мне нужно всего лишь пройти пешком пару улиц.

Я задумалась, не объясняет ли изменения в ее внешности тот факт, что она у себя дома: в естественной среде она будто светилась ярче. На ней было обтягивающее открытое платье ярко-бирюзового цвета с широким, туго затянутым ремнем, который подчеркивал ее изящную талию, и сапоги на высоком каблуке в цвет. Она была маленькой и стройной, с болезненно бледной кожей, тонкими, мягкими светло-русыми волосами и большим выразительным ртом, и высоко держала голову, как ребенок, который стоит на цыпочках и пытается увидеть что-то из-за спин взрослых. На шее и запястье она носила несколько украшений, на ее лице был аккуратный макияж; особенно выделялись глаза, которые она ярко подвела, так что они всё время казались испуганными и будто наблюдали за чем-то таким глубинным и запредельным, что могла видеть только она. Через какое-то время я смогла узнать под этой маской робкую женщину, которую помнила, и поняла, что ее наряд задуман специально, чтобы не дать окружающим забыть о ней или не обратить на нее внимания, но в то же время из-за него ее женственность казалась вопросом, на который другие люди должны были дать ответ, или проблемой, которую они должны были решить.

Это не самое интересное место для жизни, сказала она, показывая рукой в сторону стеклянных дверей, но после развода она поняла, что для нее и ее сына лучше быть рядом с родителями, так что они уехали из столицы, хотя однажды, сказала она, когда дым рассеется, она надеется вернуться.

– Моя мама очень добра к нам, – сказала она, – несмотря на то, что я первый человек в семье, кто развелся, и для нее это позор, о котором она не даст мне забыть. Она часто смотрит на моего сына, когда знает, что я наблюдаю за ней, и прижимает руку к губам, будто какой-то бесценный объект только что упал на пол и разлетелся на кусочки прямо перед ее глазами. Она обращается с ним так, будто он серьезно болен, – сказала она, – и, возможно, так и есть, но тогда пережить это должен он сам, даже если другие люди сочувствуют ему.

Он недавно сломал ногу, играя в футбол, продолжила она, и травма загадочным образом переросла в вирусную инфекцию, ни причину, ни метода лечения которой доктора не могли найти. Он месяц провел в больнице и еще два месяца пролежал прикованным к постели дома, и этот опыт сильно изменил его характер, сказала она, потому что он всегда был очень активен физически и одержим спортом, из правил и системы награждения которого он черпал свои нравственные идеалы. К примеру, когда разводились его родители, он беспрестанно пытался выяснить, чью сторону ему занять и кто выиграл, а кто проиграл в каждом из сражений, которые происходили на его глазах. Для него, разумеется, естественно было встать на сторону отца, с чьими мужскими ценностями он себя идентифицировал и с кем, кроме того, занимался тем, что ему нравится; а отец, в свою очередь, вовсю эксплуатировал его лояльность при каждой возможности, прививая ему тем самым ростки племенной идентичности, которая, как она понимала, и сформирует характер и всю жизнь ребенка. К этому племени принадлежат почти все мужчины в этой стране, и оно определяет себя через страх перед женщинами и в то же время абсолютную зависимость от них, так что она поняла: несмотря на все ее усилия, остается только ждать, когда на вопросы ее сына о том, что хорошо и что плохо, найдутся ответы в низкопробных предубеждениях, разделить которые его побуждает всё окружение. Несмотря на это, когда он жаловался, что его отец говорит одно, а она другое, она отказывалась высказывать свое мнение о том, кто из них прав, как он ни умолял. Подумай сам, говорила ему она; включи мозги. Его всегда огорчал ее ответ, и это было доказательством тому, что ее бывший муж оценивал всё очень предвзято, потому что ребенок терялся, когда не мог занять какую-либо сторону; другими словами, когда у него не было своей точки зрения. И всё же усилие, необходимое для того, чтобы подумать самому, было намного менее привлекательным, чем возможность поверить рассказам отца; но это было до того, как он на три месяца оказался обездвижен.