Kudos

Мужчина рядом со мной широким жестом развернул толстую белую салфетку и заправил ее за воротник рубашки. Ему было за шестьдесят, он был лысым с остатками каштановых волос, а его маленькие круглые глаза сверкали циничным юмором. Он читал мою книгу, сказал он, и собирается взять у меня интервью для газеты, но, когда он раздумывал, что спросить, ему пришла в голову идея отнестись ко мне как к одному из моих персонажей, а самому взять на себя роль рассказчика. Обычно он не использует этот подход в интервью с писателями, которых он провел, наверное, даже слишком много, учитывая другие темы, которые он должен освещать в газете: завтра, к примеру, ему нужно присутствовать на финале кубка по футболу – утомительное задание, так как толпы и сумасшедшее возбуждение из-за того, что в обязательном порядке происходит каждый год, ему ужасно надоедают, и как он уже сказал, часто ему приходится в один день писать о религиозных чудесах, а на другой о государственной коррупции. Брать интервью у авторов ему обычно нравится, но в то же время он относится к этому как к задаче погрузиться в их мир, изучить их жизни, прочитать их предыдущие работы и, в общем-то, проштудировать те темы, которыми они занимаются. Но в этот раз – возможно, потому, что он был сильно занят, и потому, что стольким авторам на конференции необходимо уделить внимание, – он не успел погрузиться в контекст моей книги. Собственно, он закончил читать ее только вчера ночью, вернувшись после ужина в отель, и, когда он ложился спать, ему пришла в голову идея вести себя как ее автор. Интересно, что книга привела его к мысли, что он сможет взять на себя эту власть: обычно романы производят на него обратное впечатление – в том смысле, что он никогда не может представить, что будет писать так, как автор, или даже захочет так писать; одна мысль об этом утомляет его, и он иногда ловит себя на том, что хотел бы, чтобы у этих дарований было меньше энергии, потому что каждый раз, публикуя что-то новое, они тем самым обязывают его написать об этом. Сам он, по его мнению, не способен приложить громадное усилие и сотворить что-то из ничего, создать искусную структуру языка на том месте, где до этого была одна только пустота: это понимание, в общем-то, обычно делает его пассивным и вызывает чувство облегчения, что он может теперь вернуться к обыденности своей жизни. Он заметил, например, что мои персонажи часто раскрываются, когда им задают простой вопрос, и это, разумеется, заставило его задуматься о собственной профессии, главное в которой – задавать вопросы. Однако его вопросы редко получали такой ласкающий слух ответ; по правде говоря, обычно он ловит себя на том, что молится, чтобы собеседник сказал что-то интересное, так как иначе ему придется самому делать из интервью нечто достойное освещения в прессе. Собираясь ложиться спать, как он уже говорил, он внезапно почувствовал в связи с этим необъяснимое воодушевление, как будто понял, что надо задать вопрос гораздо проще тех, что он обычно задает, – и, возможно, действительно только один, – и тогда ему откроется вся тайна. Больше всего ему понравился вопрос о том, что я видела по дороге сюда, – именно его он собирается задать мне в новой для него роли рассказчика, – и если его или, точнее, моя теория верна, то этот вопрос – вопрос о том, что я видела по дороге сюда, – гарантирует, что я, так сказать, сама напишу за него всё интервью.