Kudos

– Моя мама однажды сказала, что, когда она была маленькой, во время сбора урожая в деревне проводили фестиваль, и фермеры всегда оставляли одно поле, чтобы скосить траву на нем в этот день, – сказал он. – Все собирались посмотреть на то, как мужчины работают косой, потому что такова была традиция, и по традиции же они оставляли круглый участок в середине поля некошеным, двигаясь от краев к центру, а не туда-сюда по прямой, как обычно. Все испуганные дикие животные, у которых обычно была возможность убежать, оказывались в ловушке в кругу, – сказал он, – который становился всё меньше и меньше по мере того, как мужчины косили, так что в конце концов на этом пятачке оставалось большое количество съежившихся зверьков. Деревенские дети были вооружены лопатами, кирками и даже ножами с кухни, и в определенный момент им разрешали нагрянуть на нескошенный участок ликующей оравой и убить животных, что они и делали с большим удовольствием и энтузиазмом, разбрызгивая вокруг себя кровь. Моя мама не может вспоминать об этих эпизодах, – сказал он, – не расстраиваясь при этом, хотя когда-то радостно участвовала в них сама, и действительно, многие наши родственники теперь отрицают существование таких варварских практик. Но моя мама признает, что они были, и продолжает страдать из-за этого, потому что, в отличие от других, она осталась честной и отказывается помнить о прошлом, не помня при этом о его жестокости. Иногда мне интересно, – сказал он, – считает ли она, что этим бездумным поведением предопределила свою судьбу, потому что жизнь в ответ обошлась с ней жестоко; впрочем, только ее чувствительность создает такое впечатление, а ее родственники, как я уже говорил, относятся к этому иначе. Я начал писать, – сказал он, – из-за давления ее чувствительности, как будто это была или болезнь, или неоконченное задание, которое должно было перейти мне от нее, или нечто завещанное мне, что я должен был выполнить. Однако в своей собственной жизни я, как и любой другой человек, обречен на повторение, даже когда не знаю, что повторяю.

– Но это совершенная неправда! – воскликнула София. – Ваши таланты и то, как вы ими распорядились, полностью изменили вашу жизнь – вы можете поехать куда угодно и встретить кого угодно, вам поют дифирамбы по всему миру, у вас есть хорошая квартира в городе, у вас даже есть жена, – сказала она с натянутой улыбкой, – с которой вы не обязаны жить и которая преданно воспитывает вашего ребенка. Будь вы женщиной, вы бы наверняка обнаружили, что жизнь вашей матери висит у вас над головой, как меч, и вы бы спрашивали себя, чего вы добились, кроме того, что взвалили на себя в два раза больше работы, которую должна была выполнить она, и оказались за это втройне виноваты.

Официанты к этому времени убрали со стола пюре и вынесли следующее блюдо – маленькую, похожую на паштет закуску; София зловеще сказала, что она из рыбы, и опять положила себе на тарелку самую малость. Когда блюдо передали Луишу, он жестом отослал его обратно и продолжил просто сидеть, сгорбившись и смотря на стену над нашими головами, где в качестве декора были развешаны разнообразные мореходные снасти – рыболовные сети, огромные медные крюки, деревянный штурвал лодки. Интересно, сказала София уэльскому писателю, что он повторил слова той старой женщины, потому что недавно она сама слышала почти в точности те же слова, хоть и в совершенно другом контексте. Ее сын недавно уехал к отцу на пару дней и обнаружил у него дома склад фотоальбомов, которых никогда прежде не видел. Ее бывший муж взял все альбомы с собой, когда они расстались, объяснила она; возможно, он верит, что их с ней история принадлежит ему, или же боится, что в этих альбомах есть что-то, что может противоречить его версии случившегося, потому что иначе, сказала она, зачем ему их прятать?

– Что бы ни было причиной, – сказала она, – он не оставил мне ни единой фотографии нашей совместной жизни, и когда мой сын нашел эти альбомы в шкафу для посуды, он в каком-то смысле увидел эту жизнь в первый раз, так как был слишком маленьким, чтобы помнить бо́льшую ее часть. Когда он вернулся домой, – сказала она, – я сразу поняла, что что-то случилось, и несколько часов он был очень тихим. Он всё время смотрел на меня, когда думал, что я этого не замечаю, и в конце концов я спросила: у меня что-то на лице? Поэтому ты так странно на меня смотришь? Тогда он рассказал, что нашел альбомы и листал их целое утро, потому что папа ушел играть в теннис с друзьями и оставил его одного. На фотографиях ты, мама, сказал он мне, но на самом деле это не ты. Я имею в виду, сказал он, я знаю, что человек на этих фотографиях – это ты, но я не мог тебя узнать. Я ответила, что не видела эти фотографии уже много лет, – сказала София, – и что я, должно быть, постарела сильнее, чем предполагала. Нет, сказал он мне, дело не в том, что ты выглядишь старше. В тебе изменилось всё. Всё не такое, как на фотографиях, сказал он, и волосы, и одежда, и выражение лица, и даже глаза.