Кухарка (СИ)

— Не заметила! — взвизгнула Леська.

— Ну, так послушай, Олеся, — он наклонился к ней, скулы прорезали судороги. Лицо потемнело ещё больше. — Не тебе решать, быть мне отцом или нет. — Фёдор медленно проговаривал каждое слово. — Я уже отец! Не тебе решать, расти ли моей дочери безотцовщиной или иметь папу? У неё он уже есть! Не тебе решать, кто будет её отцом. Это я!

Он сверлил её безжалостным взглядом, отчего внутри Леськи поднялся настоящий ураган сопротивления. Да как он посмел говорить с ней в таком тоне? Кто он такой? Разве не она одна растила ребёнка, когда он нежился и прохлаждался неизвестно где? Разве не отдавала она лучший кусочек своей крошке? Разве не каждую минутку и секундочку думала о ней? Разве не делала она каждое движение в своей жизни ради маленьких карих глазок и тоненьких пальчиков?

Будто она не хотела, чтобы у её дочери был отец! Будто она не хотела, чтобы им был он. Разве не ради его спокойствия она промолчала о ребёнке? Разве до сегодняшнего утра помнил он вообще о её существовании, уж не говоря о подозрении о своём отцовстве?

— Вот как! — не сдержавшись воскликнула Леська: — Раз ты так готов быть отцом: пожалуйста, будь! Я тебе не запрещаю!

35

Сопротивляться тебе не смогу уже я, делай всё,

Что захочешь, только останься.

Поломанные. “Та сторона”

— Не запрещаешь? Как мило! — Фёдор невозмутимо смотрел на неё, лицо его стало бесстрастным. После чего он запрокинул голову и расхохотался. — Ты настоящее дьявольское отродье!

Уж не сошёл ли он с ума на самом деле? Смеётся? После того, как готов был задушить её собственными руками?

— Сам ты — отродье! — отрезала Леська и метнулась к двери, открыла её, но тут же, не поняв как, была пригвождена к ней. Дверь с оглушающим треском захлопнулась, и она оказалась зажатой между деревом и стальными мышцами груди.

— Стоп! Я ещё не задал всех вопросов.

Но Леська видела, что теперь он уже не в том злобном напряжении, которое изводило её весь вечер. Он немного выпустил пар, может быть смех, пусть грубый и невесёлый, помог ему расслабиться. Она не знала, видела только, что лицо больше не оставалось искаженной от ярости маской. Она ещё не понимала, какие последствия это будет иметь для неё, но подумала, что, наконец, они немного отодвинулись от края пропасти.

— Ты пыталась позвонить мне?

— Нет.

— Найти меня?

— Нет.

— Ты могла бы спросить обо мне у моей тёти.

— Нет! — с чувством выкрикнула она.

— Эй! — его глаза снова потемнели, — Девочка! Ты не забываешься?

— Я тебе не девочка! — яростно зашипела Леська.

Пыталась ли она найти его? Позвонить? Связаться через тётку? Леське хотелось рассмеяться и заплакать одновременно. Хотелось сесть в углу и выть! Выть не прекращая! Она была маленьким испуганным подростком. Диким зверьком. Как затравленный волчонок она скрывалась от знакомых, прятала живот от взрослых. Опускала глаза, стоило кому-то заговорить о возрасте или, хуже того, спросить, сколько ей лет. Она не знала не только своих прав и обязанностей, ей даже в голову не пришло, что она может разделить произошедшее с кем-то, что Фёдор несёт свою долю ответственности за малыша, растущего в ней.

Это. Просто. Не. Приходило. Ей. В. Голову.

До сегодняшнего дня она не думала об этом. Она просто выживала. Ела, пила, работала, отдавая каждую частицу себя, своего времени дочери, любимому делу, наслаждаясь жизнью, где она сама была хозяйкой своей судьбы. Ей достаточно было уже только этого. Достаточно было тёплых воспоминаний да сновидений, в которых Фёдор не ненавидел её.

Сегодняшний день всё перевернул с ног на голову. Леська посмотрела на маленькую родинку на мужском подбородке. Его близость дышала жаром. Он прекрасно знал, как действует на неё. Он не имел права так действовать! Не имел права говорить с ней грубо или зло. Если уж такой умный, поинтересовался бы как у неё сложились обстоятельства, после того, как… Леська подняла голову, чтобы в лицо сказать ему всё это, но горячие губы накрыли её губы, и она провалилась в какую-то бездну, состоящую из жарких воспоминаний и запахов лета, туманного восхода и забытых чувств. Она мечтала об этом весь день. Семь лет.

Теперь она снова оказалась в его руках. Слабая, не способная сопротивляться. Несколько мгновений Леська стояла неподвижно, словно приросла к полу, а потом качнулась к нему. Почему она не могла, не хотела сопротивляться? Почему не делала того, что приказывал делать разум? Почему не отталкивала его? Она вся подобралась, решая, что она должна сделать, как не унизиться ещё больше, чем она унизилась, потеряв голову и ответив на поцелуй. Ах, только бы оказаться в кухне, в своей крепости!