Кухарка (СИ)

— Как ты смотришь на то, чтобы насладиться коллекцией миниатюр, которые собирает моя сестра? — угрожающе прохрипел Фёдор, так что Леську пробрало до самых костей, — они как раз за этой дверью, — он указал куда-то за её спину.

Миниатюры? Он что издевался? Или свихнулся? В его мягких, тёплых глазах не осталось и десятой доли доброты. Леська видела, как на ладони, сдерживаемую ярость. Он не мог обмануть её своими глупыми обходными манёврами.

— Я не увлекаюсь живописью, — облизнула она губы, пытаясь понять, как ей выбраться. Голова наотрез отказывалась соображать, словно мозг поменялся местами с вакуумом.

— Это плохо, — заметил он, но больше ничего не сказал и не отступил ни на шаг. Только развязал галстук — концы его упали по обе стороны от распахнутого воротничка. Волосы были взъерошены, глаза — налиты кровью. Это ей очень не нравилось. Очень не нравилось.

34

В квартире полумрак.

Поломанные. “Та сторона”

Леська посмотрела на открытый ворот рубашки, на впадину у основания шеи, на жилку, бешено бьющуюся под кожей. Он действовал на неё, как крепкое вино — кружил голову и заставлял забывать себя. Он знал, что делал, поэтому она на всякий случай напомнила себе, что не должна поддаваться его чарам. Пока Леська думала об этом, дверь за её спиной открылась и в следующий миг захлопнулась, оставляя их наедине в полутёмной спальне. Всё случилось так быстро, что она даже не успела сообразить, в чём дело.

— Теперь можем обсудить спокойно, и у нас достаточно времени, чтобы поговорить по душам, — на лице Фёдора расплылась медленная удовлетворённая ухмылка.

Несмотря на то, что Леське хотелось кричать и барабанить в дверь, она сдержалась и промолчала. Хочет говорить — пусть говорит. Ясное дело, будет вешать на неё всех собак. Станет обвинять её долго и страстно. Покажет весь праведный гнев, а потом ни разу не явится, чтобы хотя бы взглянуть на дочь.

Она выслушает. Не так уж это и сложно. Постоять и потерпеть, пока лапша наматывается на уши.

— Итак? — он подступил вплотную.

— Итак?

— Видимо, у тебя были веские причины.

— Причины? — нахмурилась Леська.

— Причины! — завопил он, не сдерживаясь. — Да, причины! — видя, что она не понимает, раздражённо пояснил: — Причины промолчать о моём отцовстве!

— Были!

— Я слушаю.

Леська вдруг стала совершенно спокойной (за исключением колотящегося в горле сердца). Если он готов выслушать, она найдёт слова, чтобы донести до него свою точку зрения.

— Я подумала, что не имею право врываться и разрушать твою жизнь.

— Вот как?

— Не смотри на меня так, будто я — монстр, — ноздри её раздулись сами собой, — ты собираешься жениться, у тебя совершенно своя нормальная жизнь.

— Жениться? Откуда такие сведения? — в голосе звучало нетерпение, замешанное на растерянности.

Да, ладно, пусть не было никакой женитьбы, пусть Наталья солгала ей. Не в этом дело. Если уж судить строго, то тогда, когда ей было пятнадцать, не только её мать не имела права втягивать её во все те гадости, в которые втягивала, но и он не имел права прикасаться к ней (ведь несовершеннолетние не могут принимать осознанных решений). Только разве есть у человека возможность закрасить прошлое белой краской? Нет! Она была и будет грязной. Червивому яблоку не стать целым, даже если вырезать червоточину.

Она должна смотреть в будущее. Несмотря на боль и грязь, которые были в её прошлом — получилось ведь из этого и хорошее. Родилась Маська. Кто знает, как сложилась бы её судьба, не встреть она тогда Фёдора?

Нет, этого бы она точно не хотела бы избежать. Пусть в его глазах она увидела презрение и злость, но помнила она в них и любовь. Тот момент, когда вы впервые встречаетесь с человеком глазами и понимаете, что он вам симпатичен. Вы снова находите его в толпе, и снова его взгляд лучится теплом. Вы хотите, чтобы он подошёл, потому что от этого теплеет в душе и дельфинчики резвятся где-то в области затылка.

Вам легко говорить о чём угодно, и смотря на губы этого человека, вы думаете только о том, как прикоснуться к ним. Вам хочется потрогать его волосы — потому что это так естественно. Вы вдыхаете запах его кожи, и она пьянит вас. Нет ничего прекраснее, чем быть вместе. Вы не можете наговориться и не можете расстаться. Любые его слова смешат вас, потому что дельфины плещутся не просто в море, они купаются в эйфории. У вас не возникает вопроса, насколько дорога ваша девственность, до каких пор надо её беречь, потому что близость дороже преград между вами. Вы верите этому человеку, как себе, и даже больше. Вы понимаете, что он никогда не сможет вас простить, потому что сами себя простить не можете.

— Зачем тебе ребёнок от случайной подружки, который появляется, не пойми откуда?

— Действительно, зачем? — его поза стала расслабленной, но в голосе снова росла угроза. Леська сглотнула, но позиций не сдала.

— Хочешь стать папой по воскресеньям?

— Раздумываю…

— Что-то я не заметила в тебе такого желания!

— Не заметила, значит… — она видела, как внутри у него кипит и кипит чёрная зола. Это ей не нравилось. Не нравилось!