- Четверть часа назад я получила письмо от пани Мелитон: серебро и сервиз уже проданы.
- Уже? Кто их купил? - выкрикивает панна Изабелла, хватая ее за руку.
Панна Флорентина смущена:
- Кажется, какой-то русский купец...
Но по ее лицу видно, что она говорит неправду.
- Ты что-то знаешь, Флора... Прошу тебя, не скрывай!.. - молит ее панна Изабелла, и глаза ее наполняются слезами.
- Хорошо, тебе я открою секрет, только не говори отцу, - просит кузина.
- Так кто же? Ну, кто купил?
- Вокульский.
В то же мгновение слезы панны Изабеллы высыхают и глаза принимают стальной оттенок. Она гневно отталкивает руку родственницы, делает несколько шагов взад и вперед по комнате и, наконец, садится в кресло против панны Флорентины. Теперь это уже не пугливая, нервная красавица, а важная дама, которая готова распечь, а может быть, и рассчитать провинившуюся прислугу.
- Скажи мне, милая, - говорит она певучим контральто, - что за нелепый заговор затеваете вы против меня?..
- Я... Заговор? - лепечет панна Флорентина, прижимая руки к груди. - Я не понимаю тебя, Белла...
- Да. Ты, пани Мелитон и этот... смехотворный герой... Вокульский.
- Я и Вокульский? - повторяет панна Флорентина, и на лице ее изображается такое простодушное изумление, что невозможно усомниться в ее искренности.
- Допустим, ты не в заговоре, - продолжает панна Изабелла. - Но ты что-то знаешь...
- О Вокульском я знаю то же, что все. У него есть магазин, где и мы покупаем, он нажил состояние на войне...
- А ты слыхала, что он втягивает папу в торговую компанию?
Выразительные глаза панны Флорентины широко раскрываются.
- Втягивает твоего отца в компанию? - пожимает она плечами. - Какая же компания может быть у него с отцом?
И тут же пугается собственных слов...
Непричастность ее была очевидна. Панна Изабелла снова несколько раз прошлась по комнате, словно львица по клетке, и вдруг спросила:
- Скажи мне по крайней мере, что ты думаешь об этом человеке?
- О Вокульском? Ничего я о нем не думаю, пожалуй только, что он ищет популярности и влиятельных связей.
- Значит, ради этого он пожертвовал тысячу рублей на сирот?
- Наверное. И еще вдвое больше он дал на иные благотворительные цели.
- А зачем он купил мой сервиз и серебро?
- Очевидно, чтобы выгодно перепродать. В Англии за такие вещи дорого платят.
- А зачем... он скупил папины векселя?
- Откуда ты знаешь, что он? Уж это ему вряд ли выгодно.
- Не знаю, ничего не знаю, - лихорадочно подхватила панна Изабелла, но я все угадываю, все понимаю... Этот человек хочет сблизиться с нами...
- С отцом он уже познакомился, - вставила панна Флорентина.
- Да! Он хочет познакомиться со мною! - вскричала панна Изабелла в порыве гнева. - Я заметила это по...
Она постеснялась сказать: "по его взгляду".
- А не показалось ли тебе, Белла?
- Нет. То, что я испытываю, не ложное впечатление, а скорее ясновидение. Ты даже не подозреваешь, как давно знаю я этого человека, вернее - как давно он преследует меня. Теперь я вспоминаю, что уже в прошлом году не было ни одного спектакля, концерта или лекции, где я не встретила бы его, и только сейчас... Эта нелепая фигура начинает меня пугать.
Панна Флорентина даже подалась назад вместе со стулом.
- Ты допускаешь, что он мог осмелиться...
- Плениться мною! - смеясь, прервала панна Изабелла. - Что ж, я не вижу в этом ничего преступного. Я не грешу ни излишней наивностью, ни ложной скромностью и отлично знаю, что нравлюсь - боже мой! - даже слугам... Было время, когда это меня сердило, как приставание попрошаек на улице, звонки нищих в квартиру или письма с просьбой о вспомоществовании. Ну, а теперь я только лучше поняла слова спасителя: "Кому много дано, с того много и спросится".
- К тому же, - продолжала она, пожав плечами, - мужчины так назойливы в своем обожании, что я уже не удивляюсь их ухаживанию и наглым взглядам, напротив, мне странно, когда бывает иначе. Если я встречаю в обществе человека, который не объясняется мне в любви, не молчит с мрачным видом, свидетельствующим о еще более сильных чувствах, или же не выказывает мне ледяного равнодушия, что является выражением наивысшей степени чувств, - мне становится не по себе, словно я забыла веер или платочек... Знаю я их - всех этих донжуанов, поэтов, философов, героев, все эти чуткие, бескорыстные, разбитые, мечтательные или сильные души... Знаю я весь этот маскарад и, поверь мне, умею им всласть позабавиться. Ха-ха-ха! Как все они смешны...
- Я не понимаю тебя, Белла, - пролепетала панна Флорентина, разводя руками.
- Не понимаешь? Значит, ты не женщина. Панна Флорентина ответила сначала протестующим, а затем неуверенным жестом.
- Послушай, - продолжала панна Изабелла. - Уж год, как мы лишились положения в свете. Не спорь, всем известно, что это так. Сейчас мы разорены...
- Ты преувеличиваешь...
- Ах, Флора, не убаюкивай меня ложью. Разве ты не слышала за обедом, что даже те несколько десятков рублей, которыми еще располагает отец, он выиграл в карты у...
Говоря это, панна Изабелла вся дрожала. Глаза ее сверкали, на щеках выступил румянец.