Кукла на качелях

– Что вы, господин инженер, ни в коем случае, – Милленц вздохнул. – Она берет продукты со склада на заброшенном руднике и кормит исключетельно своего мужа. Запасы на складе не вечны… и это, если хотите, собственность Хгара. Человек должен уважать чужую собственность, это ведь, в сущности, дает ему право называться человеком. Что очень важно, когда других прав практически не осталось.

Я глядел на него во все глаза. Вот уж не ожидал услышать от каторжника такое оригинальное развитие филисофии старшего инженера Торпа! Честное слово, надо будет их познакомить. И послушать исторический диспут о собственности как определяющем факторе…

– Лени…

– Что? – я недоуменно поднял голову. Милленц сглотнул, как всегда делал при переходе с музыкальной фразы ее имени на нормальный Всеобщий язык. Только как-то более напряженно и судорожно.

– Вы приходите к ней каждый день… то есть я думаю, что каждый. Обучаете ее, говорите с ней… Вы хоть понимаете, что вы делаете?!

Его глуховатый интеллигентский голос вдруг скакнул до пронзительного фальцета. Я уж точно ничего не понимал. Милленц перевел дыхание и продолжал уже ровнее:

– Она… совершенно необыкновенное существо. Она способна привязаться к человеку с такой бесхитростной и непобедимой силой, что… Вот Хгар. Вам, наверное, трудно поверить, как, впрочем, и мне… но она очень любила его. Я много думал… Я представляю себе это так: на ее планету прилетел человек со звезд, храбрец, авантюрист… В общем, он был другой. Непохожий на остальных, резко выделяющийся из толпы. И она пошла за ним в абсолютную неизвестность, ведь ее народ, судя по всему, даже не знает космических полетов. А потом… Ей, наверное, многого пришлось насмотреться, пока этого бандита не поймали и не отправили сюда. И тем не менее она пошла за ним даже на пожизненную каторгу. Она и сейчас любит его, но…

Я молчал. Почему он считает, что все это должно меня интересовать? Я готовлю из Лени проводника – пока что по участку, а если получится, и малость подальше, – но не более. Какого черта я вообще сижу здесь и слушаю бредни отлынивающего от работы голомордого?!

Милленц осекся под моим взглядом. Но через пару секунд таки заговорил снова:

– Она здесь одна. Одна женщина среди орды грубых, немытых… вы понимаете. Но никто не смеет ее тронуть, потому что она – собственность Хгара. Кто-то еще хочет чувствовать себя человеком, другие просто боятся… Он защищает ее и имеет на это право. А вы? Вы сумеете ее защитить? Вы… станете защищать ее?!

Ничего себе!

– Милленц, – мое терпение норовило вот-вот лопнуть, – перестаньте нести ерунду. Почему это я должен от кого-то защищать Лени? Я всего лишь занимаюсь с ней языком. Как, между прочим, и вы.

Он вздохнул.

– Я – такой же, как все. Обыкновенный голомордый…

Я встал. Пора кончать этот бессмысленный треп.

– Да, кстати, Милленц, – бросил я, остановившись у порога. Просто очень уж не хотелось выходить наружу. – А вы почему здесь? За что вам дали пожизненную каторгу?

Каторжник тоже поднялся на ноги. Снова нелепым движением пригладил, словно прическу, коричневую лысину. Сглотнул, прокатив кадык по тощей шее.

– Я написал песню, – запинаясь, выговорил он. – У нас… там, где я жил… сделовало быть осмотрительнее, прежде чем писать такие песни…

– В общем, за убеждения, – подытожил я. – Я так и думал. До свидания, Милленц. И приходите завтра на рудник. Пообедать.

* * *

На груди у нее было ожерелье из полупрозрачных овальных камней, мерцавших наподобие опалов. В какой-то момент я присмотрелся к нему поближе и увидел, что это не совсем ожерелье. То есть, совсем не. Выпуклые камни просто лежали на белой коже, не связанные между собой и никак не закрепленные.

– Камни, – полюбопытствовал я. – Не падать. Держаться. Как?

Лени на секунду свела брови, а затем широко, счастливо улыбнулась, поняв вопрос. Еще на мгновение мимолетно нахмурилась, думая над ответом.

– Жизн-нь, – наконец вызвенела она. – Я. Жить. Камни. Не падать, Элль…

Стало интересно. Материальная сила жизни, способная удерживать на теле… все, что угодно? Меня бы не особенно удивило: жизнь в Лени действительно казалась осязаемой, сверкала, била через край. Или же только эти «опалы»? Может быть, они как-то связаны с ее организмом, являются его частью, чем-то вроде индикаторов жизненной энергии?… Или я вообще не так понял, – возможно, Лени имеет в виду что-то абстрактное, легенду или древний обычай своего народа… а камни все-таки каким-то образом укреплены на коже?…

Я протянул руку.

Выпуклая, как линза, поверхность была прохладна, однако теплее воздуха, теплее любого предмета вокруг. Кончики пальцев меленько закололо, это ощущение оказалось слишком приятным, чтоб вот так сразу убирать руку. А затем я почувствовал и тепло, мягкое и спокойное. И лишь мгновением позже заметил, что пальцы соскользнули с гладкого камня на кожу… что это уже пальцы обеих рук… и что они медленно двигаются по ее груди в стороны и вниз, сдвигая края шерстяного платья…

Я резко отдернул руки.

Во всяком случае, хотел отдернуть. Правда хотел.