Иона не была глупа и осознавала сложности. Конечно, не все получится и не сразу. Не всех виновников удастся найти, не сразу леди Минерва обучится править, а уж о нехватке финансов и говорить не стоит. Будут препятствия, трудности, проволочки. Лишь через несколько лет Империя вернется к тому благоденствию, в каком жила при владыке Телуриане. Иона вполне понимала причины возможных задержек…
Но Эрвин не задерживался в пути, о нет. Он просто шел в другую сторону! После победы брат занимался следующим.
Первое. Предавался полному и безграничному самолюбованию. Постоянно бывал в людных местах и всегда – в центре внимания. Поощрял любую лесть в свой адрес, начиная от комплиментов и кончая поэмами о своих победах. Заказывал портным больше нарядов, чем иная модница. Выдумал себе новый громкий титул и ничуть не скрывал удовольствия, когда слышал: «Его светлость лорд-канцлер…»
Второе: окружал себя барышнями. Аланис Альмера была лишь верхушкой пирамиды. Высокородные дочки, чиновничьи сестры, вельможные кузины – женщин множество при дворе. Праздная их блестящая суета формировала водоворот, в центре которого был Эрвин. Вероятно, лишь одну Аланис он радовал любовными утехами. Но без малейшего стеснения поощрял всеобщий к себе интерес: откровенным взглядом, комплиментом, двусмысленной шуткой, теплой улыбкой… Боги, случалось даже, лорд-канцлер улыбался горничным!
Третье. Устраивал праздники. По каждому малейшему поводу, а если повода не было – изобретал его. «Таинство январского новолуния», «Большое открытие театрального сезона», «Фестиваль орджа», «Ночь фейерверков», «День печатной книги» – святые боги, слыхал ли раньше кто-нибудь о подобных праздниках!.. Половину из них Эрвин звал «добрыми традициями Севера, которые мы дарим столице». Ионе ли не знать: подлинные традиции Севера – игры с мечами, топорами, ледяной водой и медведями – всегда были Эрвину противны. То, чем он потчует столицу, – чистейшей воды выдумка. Но фантазия брата поистине неистощима! Даже снос лачуг на пустыре он планировал обратить в торжество: заложение первого камня в фундамент собора…
Четвертое. Эрвин тратил казенные деньги. Охотно, много, смело. Никогда – на справедливость, суды, хлеб для нищих, кров для бездомных. Изредка – на госпитали и лекарства для больных (только если больные – северяне). Часто – на искусство: баллады, картины, театры, фрески. Очень часто – на дорогие и блестящие начинания: собор Светлой Агаты; новый мост на Дворцовый Остров; театр Традиций Земель Империи; полное искровое освещение столицы. Подобные затеи близки и самой Ионе, она восторгалась бы ими, если б не видела: собор, мост, театр, тысяча фонарей – все это оценят и восславят потомки… Но современникам – сегодня, сейчас – нужно другое!
И вот что удивительно: все, кроме Ионы, одобряли действия Эрвина. Его самолюбование считали простительным капризом победителя. Дамский хоровод развлекал самих барышень, а офицеров и вассалов Эрвина приводил в полный восторг. Праздники радовали всех без исключения: как же не радоваться, когда праздник!.. Бешеные траты на искусство делали счастливой матушку. Узнав о новом театре, где будут ставиться не столичные пьесы, а представления из разных земель, леди София начала боготворить сына.
Столь общим и единодушным было это согласие, что Иона задумывалась: ошибается ли она? Видит ли брата в неверном свете? Быть может, сестринская любовь делает ее требовательной, заставляет ждать от Эрвина большего, чем способен сделать человек? Или, истощенный и измученный войною, он просто нуждается в душевном отдыхе? Или, возможно, Иона просто ничего не понимает в государственной власти? Быть может, вся эта пестрая суета нужна для политических целей – обеспечения верности вассалов, упрочения авторитета лорда-канцлера, установления дружеских связей?..
Единственным человеком, кто разделял тревоги Ионы, была императрица. Но и она изменилась после памятного театра: не то смирилась, не то сдалась. Повинуясь просьбе Ионы, Эрвин очень мягко сообщил Минерве о новой своей идее: провести реконструкцию дворца Пера и Меча – обновить оба тронных зала, приемные и императорские покои. Назвал предполагаемую стоимость работ – двадцать пять тысяч эфесов – и мягко спросил, не возражает ли ее величество. Говорил без капли нажима, и Иона была уверена: владычица откажет. Но Минерва с безукоризненной вежливостью ответила:
– Я всецело доверяю вашему вкусу, лорд-канцлер. Раз вы полагаете, что интерьеры дворца устарели, то, безусловно, так и есть. Буду очень рада, если и ваша леди-сестра примет участие в работе над проектом. Ее тонкое чувство красоты известно всем.