Кукла с коляской (СИ)

Вечером я едва смогла его уложить спать. Пришлось придумать сказку про кота Барсика, который нашёл себе новых хозяев. Один бог знает, чего мне стоило сохранять видимость спокойствия. Егорку вырывали из моих рук, как когда-то Гошу, и я ничего не могла поделать. Я опять столкнулась с системой. Мне безумно хотелось держать его на руках и баюкать, как когда-то, но я не хотела, чтобы перед разлукой он привыкал ко мне ещё сильнее, и старалась быть строгой мамашей. Подержать его за ручку осмеливалась, только когда он спал.

В один из этих ноябрьских дней я припомнила, как требовала у Коли третьего ребёнка, и все пытались меня образумить. Если бы не моё упрямство, этих переживаний сейчас не было бы. Не было бы того дня в кубовой — ну, и, естественно, не было бы Сенечки, Коля не спутался бы с Лёлькой, и не было бы у нас Егорки. Уже и не знаю, что хуже, что лучше. Такой силы материнских чувств, как с Егоркой, я не испытывала никогда, но и так тяжело мне тоже никогда не было.

То, что я на грани срыва, заметила даже свекровь. Проникнувшись сочувствием, она подарила мне кассету с музыкой и посоветовала хоть немножко расслабиться, а то так и в депрессию впасть недолго. За окном сгущались ноябрьские сумерки, гудел холодный ветер. Закончив домашние дела, я сунула кассету в магнитофон… Эту песню я сразу узнала, Вертинский на стихи Блока.

В голубой, далёкой спаленке твой ребёнок опочил.

Тихо вылез карлик маленький и часы остановил.

Спасибо, баба Галя. Сейчас самое оно. Я чуть не саданула магнитофон об стену.

По сути, дилемма оставалась только одна: отберут у меня Егорку в зале суда или сделают это дома, на глазах у других детей. Поразмыслив, я решила взять его с собой на последнее заседание: судьи же не дураки, и, увидев своими глазами ребёнка, поймут, где настоящая мать. Это была моя последняя надежда.

— Мама, что ты пишешь? — любопытная Аля просунулась мне под локоть.

— Не мешай, — сухо сказала я. — Иди учи уроки.

— Я не могу учить букву «Щ», я её уже знаю. «Аллергия на цитрусовые. Любимая сказка — про…»

— Прекрати читать, не для тебя написано. Пошла в детскую.

— Егорка уезжает?

— Кто тебе сказал?

— Я видела, ты его одежду в сумку укладывала.

— Пошла в детскую, я сказала! А то ремня ввалю.

Нужно было подготовить Егорку, и я наговорила ему много хорошего про маму Лёлю, которая сначала потерялась, а теперь нашлась — как в мексиканском сериале. Если мы выиграем дело — призрачная надежда не покидала меня до последнего — то я ничего не теряю, а если выиграет Лёлька, Егорка должен быть как можно менее травмирован. Коля верил в успех. О том, что покажет экспертиза, знали только я да Лёлька. Когда я начала одевать Егорку в парадный костюмчик, дитя спросило:

— Мы наконец-то идём искать Барсика?

— Барсик под машину попал, — ляпнула моя мама. — Одевайся быстрее.

Егорка заревел.

— Мама, ну зачем ты выдумываешь? Ты видела?

— Он так скорее перестанет про кошку спрашивать.

Мы потеряли ещё десять минут и чуть не опоздали к началу слушания. Всю дорогу я твердила Егорке, что ему надо погостить у мамы Лёли, которая очень соскучилась. «Не надо, — упрямился он. — Лучше пойдём искать Барсика».

Повторяю, я не хочу переживать этот ужас ещё раз и не могу изложить всё в подробностях. Взять Егорку в зал суда мне не разрешили, моя мама сидела с ним в коридоре, ожидая постановления. Когда огласили результаты экспертизы, Колин боевой настрой резко сдулся, и я увидела, как человек впадает в меланхолию в течение одной секунды.

— А я её, гадюку, обеспечивал, — вполголоса пробормотал Коля, но Лёлька услышала.

— Прошу отметить факт нанесения оскорбления! — воскликнула Лёлька, эффектно откинув чёлку со лба.

Вот так-то, Коля. Теперь не будешь обеспечивать. Заседание окончилось.

— Я подожду в машине, — буркнул Коля. Он потерял интерес к Егорке мгновенно, как только узнал, что сын не родной.

Едва я успела подойти к маме и Егорке, Лёлька увидела ребёнка и сделала логический вывод, что это и есть её сын. На её стороне были судебные исполнители, поэтому я не могла уже абсолютно ничего. Мне в голову ударил жар, когда Лёлька заорала не своим голосом:

— Кр-ровиночка моя!!! — и, выпучив глаза, кинулась к Егору.

Он инстинктивно спрятался за меня, намертво вцепившись в подол юбки. Льющая слёзы Лёлька схватила его в свои крепкие объятия, не прекращая причитать:

— Кровиночка! КР-РОВЬ моя родная!!! — и Егорка заревел.

— Он боится крови, вы не могли бы другое слово подобрать? — осторожно попросила я.

— Не учи меня, шалава подзаборная! Я его мать, а ты ему никто! Посмотрите, до чего они ребёнка запугали! Нет, вы посмотрите, посмотрите! До чего они его довели!

С помощью судебных исполнителей Егорку от меня оторвали и понесли к выходу. Я бежала следом с его вещами и списком. Её настоящее имя вылетело у меня из головы. Ольга, Елена, Елизавета? Ведь сто раз на судах слышала…

— Лёля, подождите. Я тут написала, какие лекарства он принимает, какую еду любит, что ему нельзя.

Лёлька порвала листок в клочья.

— Я вам не Лёля! Мне передали все его документы. Этого достаточно, — сквозь зубы ответила она.