Кукла Самуся

Археолог улыбнулась. Это было так странно, словно ворона вдруг открыла клюв, а там оказалось два ряда белоснежных зубов.

— Здесь есть городище черняховской культуры, датируемое четвертым столетием…

— Это скучно!

— Да, понимаю. Сенсации на этом не сделать.

— А кукла? Даже если Самуся похоронили не здесь, то куклу вполне могли запечатать…

— Начнем с того, что неизвестно, существовала ли эта кукла вообще. Нет никаких упоминаний…

— Давайте предположим, что существовала, — Марьяна подалась вперед. — Что она могла из себя представлять? Или вы не специалист в этом периоде истории, и мне действительно стоит дождаться профессора Кривошея?

Она намеренно поддела Валентину, и это сработало. Ворона пригнула голову и уставилась прямо на обидчицу. Темные глазки блестели под слегка выдающимися вперед надбровными дугами.

— Голем, — сказала Горовая.

— Простите?..

— В те времена Богуслав был преимущественно еврейским городком, несмотря на частые погромы и последующую колиивщину. Учитывая, что речь идет об «иудовой кукле» и есть упоминание «кровавой расправы», сиречь, кровавого навета, обычно становившегося причиной погромов, то я бы сказала, что это голем. Создание из глины, в которое вдохнули жизнь для защиты евреев от несправедливой расправы. Историю голема вы можете погуглить самостоятельно.

Горовая не улыбнулась, ее лицо осталось бесстрастным. Она подвинула к себе ноутбук, давая понять, что интервью закончено. Марьяна положила руки на стол и царапнула его поверхность ногтями, извлекая неприятные звуки.

— Николай разделяет вашу версию?

— Что?

— Вы же коллеги? Или я ошибаюсь?

— Думаю, вам лучше побеседовать об этом с ним, — не моргнув глазом, ответила ворона.

— Он почему-то недолюбливает журналистов.

— Еще бы… — без тени усмешки согласилась Горовая. — Простите, мне надо заполнить дневники.

Марьяна неохотно встала.

— И последний вопрос, Валентина Михайловна. Кому могли не угодить ваши раскопки?

Археолог едва заметно нахмурилась.

— В смысле?

— Из-за пропавшего ребенка вы и ваши люди вынуждены остановить свою работу. Кому это выгодно?

— Вот вы о чем… Не думаю, что люди из монастыря стали бы похищать ребенка. У них другой стиль.

— А кроме церковников? Кто еще мог быть заинтересован в том, чтобы помешать вам? Подумайте сами, Валентина Михайловна, платок нашли в лесу, а рюкзак здесь, рядом с вашим лагерем, как будто кто-то намеренно его подкинул.

Она потерла пальцем лоб, и только тут Марьяна заметила у нее круги под глазами. Блеск в глазах тоже был нездоровым, вероятно, она использовала капли, чтоб снять покраснение. Плакала? Или не спала всю ночь? Скорее, второе. Представить плачущую ворону было выше возможностей Марьяны.

— Нет, ничего не приходит в голову.

— Простите, вы выглядите усталой…

— Всю ночь разворачивали лагерь и делали первые… — она осеклась. — Послушайте, я действительно устала, поэтому буду вам крайне признательна, если вы наконец дадите мне спокойно поработать.

Из столицы приехал следователь по особо важным делам, привез свою команду и стал всем распоряжаться. Нику он сразу не понравился. Это был мужчина высокого роста, лицом худощавый, с маленьким ртом и подбородком, несуразность которых еще больше подчеркивалась куцой эспаньолкой неопределенного цвета. Имя тоже было с претензией — Эрнест Аккаржей.

— Удалить всех посторонних, — потребовал он.

Местные добровольцы переглянулись и стали расходиться. Ник остался стоять.

— Вам особое приглашение требуется?

Капитан Ворох откашлялся и сказал:

— Рымаренко хорошо знает местность, он второй год проводит здесь…

— Обойдемся.

Но медлительный капитан был не из тех, кого можно перебить.

— … проводит здесь слеты и учения пластунов. Кроме того…

— Капитан!

— Кроме того, это он нашел платок Павлика. И рюкзак.

Вот теперь капитан закончил. Столичный фрукт смотрел на него презрительно.

— И вы этим, похоже, бравируете, капитан? Посторонний нашел улики, залапал их, не обеспечил сохранности…

— Какие улики? — не выдержал Ник. — Павлик на спор ушел из лагеря, чтобы забраться в Чернечий Яр. Его никто не похищал.

Аккаржей развернулся к нему и прищурился, щипля пальцами свою козлиную недобородку.

— А где были воспитатели? Почему никто не остановил мальчика? Преступная халатность? Или преступный сговор? Участие в похищении? И кто у нас первый подозреваемый? Который так удачно находит улики, чтобы увести следствие в сторону? И который так рвется участвовать в поисках, чтоб быть в курсе о ходе следствия?

Он тыкнул Ника пальцем в грудь, надвигаясь на него и думая, что выглядит грозно. Выглядел он смешно и глупо. Ко-ко-ко. Однако Нику было не до смеха. Он болезненно реагировал на любое нарушение личного пространства, поэтому быстро шагнул вперед, тоже двигаясь навстречу следаку. Тот не успел среагировать, и они столкнулись.

— Твою мать!.. Куда ты прешь!..

— Я с вами на брудершафт не пил, не надо мне тыкать, — процедил Ник. — Меня вчера в лагере вообще не было.

— Как удачно!.. А где же ты был?

— Это допрос? Тогда вызывайте повесткой. А я пока буду искать Павлика, потому что в ответе за своих воспитанников.