Кукла (СИ)

Только вот у Артура Момбаса ассоциируется исключительно со Старым городом, а здесь все не так, как на морском побережье. В Старом городе он встречается с одним профессором, который уже в течение трех лет помогает ему собирать и формировать безбрежный материал по фольклору племен масаи.

Сейчас эта громадная работа почти закончена, Артур встречается с этим стареньким мулатом-полиглотом для окончательной шлифовки, чтобы уточнить и разобрать с ним некоторые уж совсем тонкие, витиеватые подробности. Да и с этим человеком, похожим на седого Мартина Лютера Кинга с белой бородкой, ему просто приятно общаться, он никогда не упускает возможности его навестить. Они друзья, насколько Артур вообще может быть кому-то другом.

Патрис Люмье живет на тихой улочке, затерявшейся среди двух десятков старейших мечетей, поэтому в их разговор волчьим воем прорывается зов муэдзина. Артуру хорошо вот так вот сидеть на веранде, вдыхать жаркий, но уже чуть остывающий вечерний воздух, намазывать масло со специями на белую хрустящую булку, жевать вкуснейшие апельсиновые цукаты, лакомиться арабскими и индийскими сладостями: в Момбасе этого добра навалом. Патрис гостеприимен не по-французски, он встречает Артура не только ужином, но также старым (и ужасно дорогим, подозревает Каллахан) вином, которое гордо выносит к столу в темной, покрытой копотью времени бутыли безо всяких этикеток.

Они с наслаждением обсуждают коварного, двуличного что в прямом, что в переносном смысле масайского бога Энгана и недавнюю смерть знакомого обоим лабона Зари – очень старого и очень могущественного шамана, который умел вызывать дождь в считанные минуты даже в самую страшную засуху. Говорят, что шамана задрал леопард, но большинство из масаи утверждают, что старый Зари просто перебросил свою душу в зверя и ушел в ночь. Тела ведь так и не нашли, только характерный рык слышали у хижины Зари сразу после заката.

– Артур, чем вы намерены заниматься после этой работы? – любезно интересуется Патрис, и Артур знает, что ему действительно интересно.

Он не может сдержать торжествующей улыбки и держит театральную паузу, не торопясь смакуя вино.

– Через несколько дней я лечу в Бенин. Там наклюнулось небольшое дело.

– Бениииин? – тянет Люмье, и видно, что он впечатлен. – Неужели это то, о чем я думаю?

– Именно оно, Патрис, – кивает Артур.

– Не страшно? Мне было бы страшновато касаться этой темы теперь, когда я кое-что знаю, – говорит Патрис, но Артур улыбается еще шире.

– Нет. Пока – нет. Может быть, позже мне и будет страшно, но сейчас – ни малейшей боязни… Сейчас мне еще нечего рассказать вам, но я обязательно позвоню, как будут новости.

– Обязательно! – лукаво грозит пальцем Люмье, и солнце – огромное, красное, закатное, пылкое – засовывает свои широкие языки прямо в глубину маленькой веранды и лижет лица собеседников, окрашивая щеки румянцем, какого у Артура отродясь не наблюдалось.

Хотя, подозревает Артур, это не только солнце, это еще и вино. Вино. Он никогда такого, кажется, еще не пробовал, даже в самых именитых ресторанах Парижа и Лондона.

– Что за божественной амброзией вы меня спаиваете, Патрис, и с какой целью? – шутливо спрашивает он, но с удивлением замечает, что язык слегка заплетается, а губы горят, и в голове такая воздушность, такая беспечность, какой не бывало, наверное, лет с пяти.

Патрис понимающе расплывается в улыбке, любовно берет бутылку, вертит ее вокруг своей оси и снова наполняет бокалы.

– Его привез мой друг Имс, он знает толк в винах. Кстати, если вы немного задержитесь, я думаю, встретитесь с ним, он должен прийти через, – Патрис бросает взгляд на старые круглые настенные часы, очень громко тикающие, – полчаса. Очень интересная личность, думаю, вам понравится.

Артур не столько хочет увидеть Имса, сколько хочет попробовать еще вина – и не уверен, что достаточно трезв, чтобы куда-то сейчас срываться.

Какая пошлость, думает он, какое безумие – прийти к научному партнеру, важному консультанту, старшему уважаемому коллеге и надраться до такой вот сладости.

Впрочем, это ли безумие?

Это свобода, Артур, такая редкая для тебя свобода, насладись же ею, кто знает, когда тиски, вечно сжимающие твою голову, еще раз разожмутся.

Может быть, никогда.

***

Появление «интересного Имса» он почему-то чувствует, когда тот едва приближается к жилищу Патриса. Тот входит без стука, и сразу же и веранда, и даже весь дом, да что там, вся старая улица наполняются чем-то особенным. Чем-то, свойственным только этому «Имсу».

Артур специально не оборачивается, чтобы продлить миг – чувствования без знания, он боится разочарования, он всегда во всем разочаровывается обычно.

Имс за его спиной, видимо, обнимает старика, хлопает его дружески по спине, выдает раскатистую, шумную шутливую тираду, словно щедро ссыпает в подставленную ладонь золотые монеты.

Он фамильярен, даже нагл, это Артур уже знает и не глядя на него. И он опасен. Совершенно точно, хотя Артур не знает, как эта опасность может касаться его. Имс в принципе опасен.