Кукла (СИ)

Имс замирает, но Артур даже не поворачивается к нему, и до Имса доходит, что Артур разговаривает с самим собой. Голос такой хриплый, будто Артур кричал все ночь напролет.

– Je suis malade,** – продолжает Артур равнодушно, как будто беседует с кассиром в магазине, – parfaitement malade.**

Потом Артур то ли мычит, то ли стонет, звук тихий и сдавленный, точно Артур затыкает себе рот – Имсу все так же не видно ничего, кроме скрюченной, напряженной спины с натянутыми, как канаты, мышцами. Позвонки натягивают кожу так, что Имсу кажется: у Артура скоро прорежется гребень, как у какого-нибудь чудовища.

Имс плотно закрывает глаза. Кажется, не помешает поспать еще какое-то время, пока Артур не успокоится сам по себе. Может, это малодушно, но Имс сейчас не готов, просто не в силах ничего сделать. Имсу всегда казалось, что в таких ситуациях отлично срабатывают объятия, но с Артуром это не помогает. Иногда, когда они обнимаются, занимаются сексом, просто лежат рядом, Имс чувствует, что Артуру больно. Нет, не потому, что Имс делает что-то не то, но словно сама кожа Имса обжигает Артура, словно ему приходится терпеть, словно он всегда балансирует на грани боли и удовольствия.

И при этом Артуру все время мало Имса. Это хороший знак.

Имс думает: пожалуй, ему и впрямь не помешает еще поспать. Артур все так же сидит на краю кровати, покачиваясь, и от этих медленных равномерных движений глаза Имса слипаются, наливаясь горячей сладкой темнотой.

***

Во сне Имса тоже темнота. Но другая – нежная, обволакивающая, душистая. Имс плывет и не может надышаться, счастье внутри растет огромным теплым комом, растекается по венам и артериям, растворяется в мышцах, захватывает каждую клетку тела, и вот у Имса уже и вовсе нет никакого тела, а просто он сам по себе сгусток счастья, огромен и всесилен, он сам по себе океан, мир, божество, вселенная.

Наконец-то, думает Имс, наконец-то! Дождался, дотерпел, вернулся, нашел! Вот он, ну же, ну вот еще совсем чуть-чуть, и я снова буду, буду, буду, буду с тобой, мой, как же хорошо, наконец снова, наконец-то!

Наверное, он сейчас взорвется от этого всепоглощающего счастья, которое растет-растет-растет внутри него и лопается, как огромный золотой светящийся шар. И сам Имс лопается вместе с этим шаром счастья и чувствует себя на самом деле вселенной.

Сон потихоньку тает, но в сумерках между сном и явью Имс все так же ослепительно счастлив, хотя мозг уже начинает обрабатывать сигналы окружающей реальности: вокруг по-прежнему мягко, тепло и уютно, но это темнота и уют закрытого от всех помещения, и теплота другого тела рядом. Имс, все еще не открывая глаз, лениво усмехается про себя: кажется, он только что поимел чумовой секс во сне с самим собой и, кажется, кончил так, как никогда раньше.

Ну, на то они и сны, чтобы там происходило то, что невозможно на самом деле.

Он ведет рукой, прижимая ближе Артура; тот, видимо, утомившись переживаниями, забрался Имсу под бок, и это, неоспоримо, было правильным решением.

Бедный мой, думает Имс.

Имс с нежностью гладит упругую кожу под ладонью, носом щекочет Артуру шею, вдыхает терпкий запах пота – своего и чужого, гребаный кондиционер едва пашет, они влажные, а в паху у Имса еще и липко, он действительно кончил во сне, как малолетка, и это было прикольно и приятно.

Отличный сон.

Бок Артура под когтями ощущается просто замечательно, Имс приоткрывает глаза и с удовольствием смотрит, как алые кончики когтей оставляют на коже Артура тонкие белые полосы. Артур недовольно ворочается, и Имс успокаивающе гладит снова, больше не царапаясь.

Дрема вдруг слетает одним махом.

Но рука выглядит самым обычным образом – длинные загорелые пальцы, аккуратно подстриженные ногти, чуть кривой после перелома безымянный, и никаких когтей.

М-да, в Бенине дуреет не только Артур.

Следующие несколько дней они мало видятся и почти не разговаривают, потому что Артур с какого-то перепуга вдруг решил вернуться к своим исследованиям, как он это называет. То, что Артур теперь уходит, бесит, но секс все такой же охуенный.

***

Имс внезапно осознает, что не любит Африку. Вот такую – сырую, жаркую, болезненно-потную – не любит. Теперь, когда Артур болтается невесть где, а он сидит один в каком-нибудь кафе, то с вялым недоумением разглядывает карту в Гугле. Гугл вроде не врет: что Бенин, что Кения находятся в субэкваториальном поясе, но на самом деле Имсу кажется, что эти две страны лежат не просто на разных сторонах континента, а на разных концах вселенной. В Кении жарко и ветрено, Кения благоухает золотом и корицей, в Кении – жизнь и смерть яркие, как восходы и закаты.

В Бенине – только бесконечная зелень вокруг, и изматывающая влажность, и запах обильно гниющей листвы и вездесущие обезьяны.

И непонятно откуда взявшаяся глухая тоска, от которой хочется бежать, и почему-то невозможно.