Кукла (СИ)

И больше не будет никакого Имса, и Кобба, наверное, тоже больше не будет, но тут Имс отказывается строить какие-то предположения, и не будет любимой квартиры в Момбасе, и наверное, никогда больше не будет Йоркшира и Парижа, хотя вот тут и слава богу, век бы еще не видал.

А еще больше не будет никакого этнографа-неврастеника.

Зато где-то, может быть, в Сан-Паулу, или в Маниле, или в Веллингтоне, а может быть, в Джакарте или Соронге пара никому не известных канадцев купит маленький особняк или большую квартиру – или же несколько квартир в разных городах, просто на всякий случай, а жить станет где-то еще. В конце концов, Земля довольно обширна, и при желании и средствах на ней и сейчас можно найти уединенное место.

К вечеру нервозность постепенно оставляет Имса. Он располагается на веранде за длинным ветхим столом, удобно устроив ноги на соседнем кресле. Закат болезненно-прекрасный и яркий, как дама полусвета. Следом на веранде появляется Артур, рассматривает Имса, склонив голову набок, потом исчезает и снова появляется, уже с бутылкой красного вина и парой бокалов на ножке. Имс сквозь ресницы следит, как Артур возится со штопором, как багровая жидкость с бульканьем льется в бокалы, водоворотом закручиваясь в стеклянных стенках, как Артур стряхивает со стола нападавшие с акации высохшие длинные стручки.

Они молча пьют вино, и Имс вдруг ощущает полное благополучие, железную уверенность, что все получится. Вот этого чувства куража ему и не хватало, а теперь все отлично. Он знает, что победит.

Пачка сигарет падает у Имса из кармана на дощатый пол, и он перегибается через подлокотник, чтобы ее подобрать. Периферийным зрением он ловит какое-то движение справа от себя, но это всего лишь его собственная тень, никого тут нет, кроме них с Артуром. Курьер сегодня не придет, думает Имс, машинально разглядывая собственный контур на полу.

Его тень темнее, чем другие, те, что от деревьев, и, как любая тень, кривая и странная. Имсу почему-то мерещится, что на голове у него два мощных изогнутых длинных рога, с отростками, как у оленей, но тут Артур что-то ему говорит, и он отвлекается, усмехаясь собственной буйной фантазии.

В эту ночь они трахаются с таким упоением, как будто выпили не бутылку вина, а по упаковке виагры на каждого, да еще закинулись афродизиаками для полного эффекта. Под утро Имсу даже начинает казаться, что у него опух член и раздулись яйца, и равновесие между болью и кайфом уже откровенно сдвинулось в сторону боли. Но Артур снова и снова трется об него, вылизывает между ногами так, что Имс уже смирился с тем, что утром белья на раздраженную кожу паха ему надеть не удастся, и они оба кончают чуть ли не насухую, пятый или шестой раз подряд.

Имс впадает в легкое оцепенение, то проваливается в сон, то снова слышит шум ветра за тонкими деревянными ставнями, и во сне этом ему почему-то вспоминается тот странный зеленоглазый пастор, которого он встретил на семейном кладбище.

Пастор становится последней каплей. Имс, чертыхаясь шепотом, чтобы не разбудить угомонившегося Артура, выпутывается из простыней, на ощупь находит измятую пачку «Данхилла» и пробирается на веранду, чтобы покурить в тишине и спокойствии. В паху жжется, Имс машинально тянется поправить член и чуть не отрывает его себе нахрен, поскользнувшись на какой-то пакости.

Сдержать громкий вопль от неожиданности не получается. Босыми ногами Имс стоит в большой и густой луже крови, а оступился он, встав на распластанное тело петуха, из которого эта кровь и натекла на пол.

А чтобы не было никаких сомнений, что петух не умер от тягот судьбы, а был умерщвлен по чей-то воле, голова с ярко-красным гребнем и длинным желтым клювом, аккуратно отделенная от тела, лежит на том самом столе, где они вчера так беспечно распивали вино.

А рядом с этой головой Имс видит небольшой черный бархатный мешочек размером с большое яблоко, и нет ни малейших сомнений, что именно лежит в этом самом мешочке.

Поэтому на вопросительный возглас Артура Имс отвечает что-то невразумительно-успокаивающее и, оставляя за собой кровавые следы, идет по веранде к входу в другую комнату, чтобы спрятать посылку.

Сначала бриллианты, а потом – все остальное. Тем более что браслеты на руках по-прежнему прохладные и гладкие, а значит, мертвый петух – это просто мертвый петух.

Ступни в крови ощущаются, как от души намазанные густым маслом, да и пахнет странно – не железистым кислым запахом, а сандалом и жасмином.

Но Имсу некогда задумываться о запахах сейчас.

*Ma vie cesse quand tu pars - Моя жизнь прекращается, когда ты уходишь

**Je suis malade, parfaitement malade - Я болен, совершенно болен

Глава 10

Последние несколько дней у Артура в голове тянет холодным озоном.

Словно в черепе проделала дырку невидимая пуля, которой он не заметил, а она прилетела из-за угла.

Он теряет Имса.

Он убежден, что своей ошибкой с этой куклой, с этой чужой кровью, спровоцировал судьбу на чудовищное: не привязал Имса, а навсегда, навсегда его оттолкнул.