Куклолов

– О, конечно, – с облегчением кивнула Венкерова, подвигая Олегу блюдо с печеньем. – Как же подкупает, когда собеседник так внимательно слушает твои слова.

Олег чуть поклонился и улыбнулся.

– Впрочем, не мне вам об этом говорить, Пьер. Лаской и лестью вы наверняка выманили не одно сокровище у одиноких старух…

Она глянула косо и остро. Только заторможенность от духоты и вновь навалившейся головной боли не позволили Олегу среагировать мгновенно. Непроницаемая улыбка застыла на лице; а когда он сообразил, что к чему, Венкерова уже опять растянула губы и щебетала, размазывая по печенью масло. Серебряный, давно не чищенный беззубый нож так и мелькал в её руках.

Тётя Нелли, нянюшка Поппи, сказки с попаданием в прошлое, семья дядюшки Альберта, приезжая сиротка, чемоданы, мокрые следы на паркете, осколки вазы, трещинки на блюдце, бахрома на ковре… От подробностей чужих жизней кружилась голова. Олег смотрел на Венкерову, но взгляд неумолимо терял фокус, мысли расползались, и временами, когда щёк касался спасительный сквозняк, он ловил себя на том, что смотрит не на, а сквозь: в бордовые лакированные створки шкафа и глубже, в то, что скрывают эти стены, эти ящики и антресоли, эти суеверия, истории и наслоения прошлого…

Слишком много если: если сработает инстинкт доверия пожилых одиноких женщин; если у неё не окажется внуков, способных распознать подделку и разузнать о «Флаинг унд Паппс»; если у неё не окажется подруг, которые настроят её против внезапного антиквара; если она сама вдруг решит позвонить по указанному на гербовых бумагах номеру и поверит девушке, имитирующей офис-менеджера, а по факту являющейся Катей… Если Катя сможет ответить на этот звонок и сделает это достаточно правдоподобно.

Если, если, если.

…Олег уходил с гудящей головой, напичканный историями, словно набитый мешок. Потяни за тесёмку горлышка – и посыплются, как горох, как песок… Где-то он уже слышал это сравнение – про мешок. Это тоже было связано с куклами. Да… Точно… Эдда Оттовна. Тот первый вечер в Клубе поэзии. Я набита стихами, как мешок… Я не пойду в театр кукол…

С какого-то момента вся жизнь оказалась связана с куклами. А, может, так и было всю жизнь.

– Вы меня совершенно очаровали, – с улыбкой вздохнула Венкерова, провожая Олега. В ответную улыбку он вложил все свои чувства, всю жажду добыть Арабеллу, всю злость, густо припудренную льстивой обходительностью. Весь свой стыд по поводу этого пышного, отвратительного, шитого белыми нитками обмана.

Впрочем, на последнее ме́ста приходилось совсем немного.

* * *

Когда Олег явился к Венкеровой в третий раз, старуха с порога церемонно протянула руку, до локтя обтянутую шелковистой, цвета несвежего крема перчаткой.

Совсем свихнулась, заигравшись в старый роман. Он на секунду растерялся. Все виденные сценки подобной тематики говорили, что руку надо поцеловать. Но… реально?

– Ради Арабеллы, – шепнула Изольда.

Олег мелко кивнул и поднёс перчатку к губам.

– Рад вас видеть, Александра Юрьевна, – мягким, глубоким голосом поздоровался он и вынул из-за спины букет, в котором было поровну свежих бутонов и сухоцветов.

Венкерова приняла цветы, но не понюхала, не подняла к лицу и не зарылась носом. Даже не рассмотрела. Несколько секунд она не сводила с Олега огромных, распахнутых глаз. А потом расплакалась. Крупные слёзы закапали на лепестки. Он совершенно растерялся, но тело, голос, руки сработали за хозяина: подхватили, приобняли, завели в прихожую, захлопнули дверь.

– Александра Юрьевна…

Она плакала навзрыд, стянула перчатку, утёрла ею глаза. Отвернулась. Положила букет на затянутый скатёркой расхлябанный журнальный стол.

– Простите…

– Что такое? Не стоило дарить цветы?..

– Милый, милый мой, всё хорошо, – всхлипнула она. – Не каждый день дарят букет старухе. О, Пьер, милый мой Пьер, как жаль, что так поздно…

– Что – поздно?

Венкерова махнула рукой.

– Не обращайте внимания. Так. Болтовня… Проходите в комнату, милый, присаживайтесь. Я сварила ещё горячего шоколаду. Мне показалось, вам понравилось в прошлый раз.

– Более чем, – учтиво, но озадаченно ответил Олег. Продрался сквозь шторку из ниток с нанизанными на них бусинами. Вошёл в комнату. С полки, насмешливо и царственно, глянула Арабелла.

Я не знаю, что со мной произошло. Закружил вихрь. В ушах загремел ледяной, весёлый смех. Мне показалось, что нас – меня, её, комнату, – опустили в воду. И эта вода несёт ко мне прикосновения Арабеллы…

Рюкзак с куклами раскалился, я дёрнулся, шагнул, взлетел к полке…

– Пьер… Пьер?

Олег отвернулся и холодно улыбнулся хозяйке.

– Удивительно красивая кукла. Какое лицо…

Венкерова громко сглотнула. Принялась икать. Поднос в её руках заходил ходуном, она кое-как установила его на стол, подошла и положила руку Олегу на плечо. Больно впилась пальцами.