Куклолов

Олег рассмеялся бы, если бы были силы. До этой минуты он не понимал, зачем возвращается в отель. Инстинкты вопили: бежать. Он только что украл куклу стоимостью около двадцати пяти миллионов. На его стороне – тьма шатра, внезапность, растерянность Ираёля и, возможно, его неведение об истинной ценности Звездочёта. Довольно слабые союзники, правда? Впрочем, ещё ведь – куклы. Да, конечно. Куклы. В том-то и дело. За этим он и вернулся… Они вернули Катю.

«Всё верно, – с благодарностью подумал он. – Всё правильно. На ярмарке она бы только мешала. А сейчас снова может помочь».

– Как тебя отпустили? – повторил он, вытаскивая из кармана карточку от номера. Руки дрожали так, что он никак не мог поднести её к считывателю.

Катя забрала карту и провела ею сама. Дверь распахнулась.

– А я и не поняла, – ответила она, подводя его к кровати. Олег со стоном рухнул на разглаженный, свежезаправленный плед. Пошарил в воздухе рукой, и Катя, угадав, вложила ему в пальцы пластиковую бутылку. – Вдруг зашёл какой-то мужик. Сказал, мол, извините за недоразумение. И всё. Выпустили.

– А деньги? – спросил Олег в паузу между глотками.

Катя пожала плечами. Попросила:

– Не пей лёжа. Захлебнёшься. Так или иначе, хорошо, что ты не заплатил.

Он замер, ожидая упрёков. Их не последовало. Куклы поработали и над этим.

Минералка кончилась слишком быстро, не заглушив ни жажды, ни колючего пламени в животе. В голову вдруг пришло: и не заглушит. Это не просто жажда; это встреча со Звездочётом. Чтобы отпустило, нужно время. Никакая вода не поможет.

– Мне надо бежать, – вытерев губы, проговорил Олег. Резко сел в кровати; комната покачнулась. – Я украл последнюю куклу.

Катя не удивилась; на миг она сама напомнила ему куклу – безэмоциональную, с неизменным выражением лица и жестами, вложенными кукловодом.

– Куда? – спросила она.

– Не знаю, – пробормотал Олег, закрывая глаза и вновь заваливаясь на подушки.

Бежать. Бежать, выстукивало в висках. Но тело разваливалось на куски, он с отстранённым, тупым ужасом осознал, что не может пошевелить рукой, сдвинуться с места.

– Переночуем тут.

Во рту стало солоно; Олег не сразу понял, что, скатываясь по щекам, в щёлку приоткрытых губ попадают слёзы.

– Ты чего? – мягко спросила Катя, садясь рядом и беря его за руку.

Он не мог мотнуть головой, смахнуть слёзы – тело казалось каменным, набитым ватой, склеенным из папье-маше. Тогда это сделала Катя: подвинулась, вытерла ему щёки.

– Ну, ну. Зачем плакать, Олежек? Ты смог…

– Я смог! – шёпотом, прилагая невероятные усилия, крикнул он. – Я собрал! Я собрал… А удержать… не могу…

– Кто сказал, что не можешь? – удивлённо подняла брови Катя. – Не противься жизни, Олег.

– Не противься? Ты не знаешь, что я сделал, чтобы добыть его… её… Их всех! Меня найдут… У меня, может быть, час форы… Минуты… У меня нет времени…

– У тебя нет сил, – тихонько сказала Катя. – У тебя нет сил… Может быть, так нужно? Может быть, они хотят, чтобы ты остался тут… пока…

– Да. Оставим… на откуп куклам. Они так хорошо… справляются, – пробормотал Олег и не помнил больше ничего до самого рассвета.

* * *

Он проснулся от шорохов. Может, Кате и удалось вылезти из кровати незаметно, но скрипучие паркетины выдали её с головой. Сначала Олег различил силуэт, крадущийся в темноте, потом нащупал выключатель ночника, и номер озарился резким серебряным светом.

Катя застыла в позе вора.

– Ты чего?

– Хотела посмотреть.

– На что? – агрессивно спросил он.

– На Звездочёта, – со вздохом призналась она. – Я ведь его не видела ещё.

Злоба внутри потеплела. Он был зол на Катю за то, что она посмела попытаться его обхитрить – другой вопрос, что замок на рюкзаке она бы не открыла, хотя могла бы и просто прорезать ткань, – но он представил себя на её месте и, через силу, понимающе кивнул.

– Почему меня-то не попросила?

– Не хотела будить. Ты очень плохо выглядишь.

Олег бросил взгляд в зеркало над столом напротив кровати – вампир вампиром. Обтянуло скулы, ввалились глаза, матово блестели зрачки, светились красные прожилки. Он для смеха открыл рот – вдруг и клыки выросли. Зря. Собственное отражение напомнило ему картину Мунка: оскал рта, отдающие желтизной провалы глаз, кожа, похожая на кожу трупа – белёсую, с налётом смерти.

Кто-то закричал за окном; в стёкла брызнул рассвет.

– Я тебе покажу, – прошептал Олег, не в силах оторваться от своего отражения. – Я тебе покажу… Я тебе покажу… Я тебе…

– Олежек, – прошептала Катя, садясь на кровать и обнимая его за плечи. – Всё в порядке. Всё хорошо. Успокойся. Ты ледяной совсем. Давай укрою…

Она набросила на него плед, потом, сверху, накинула ещё и одеяло.

– Олежек, ляг. Ляг, пожалуйста.

Он слышал, но не понимал, о чём она. Тело застыло; он ощутил себя пассажиром, запертым внутри костяной клетки. Холод одолевал, поднимаясь от скрипучего пола. Пробивающийся через стекло рассвет не грел; он был холодный, красный – как зрелый гранат, как жидкий кармин.

– Открой.