Старик ответил скрипучим голосом — неожиданно пронзительным и высоким, прямо-таки писклявым:
— Ведомо юноше приветствие наше на Древнем Языке Чудес. Стало быть, ведомы юноше и мы, и дела наши. Откуда любознательность сия к делам, что ныне не в почете на жадной до чудес земле?
— Я хочу последовать вашим путем, господин. Пусть ваши дела станут и моими делами.
— Так вот какую плату с меня Болотный Гриф стрясет! Отнюдь не бескорыстна щедрость! Вот отчего дозволил прикоснуться к бесценным свиткам Заповеданных Знамений! Все подгребает Гриф, все копит. Как эти свитки. Уразумел, что не дождется, что не придут к нему Внимающие Мертвым. Замыслил обучить премудрости посмертной своих людей. Длинные крылья Гриф отрастил, цепкие когти и жадный клюв. Не подавиться бы однажды всем, что он алчет заглотить.
— Господин, я всем сердцем жажду постичь ваше Искусство. Я готов принести клятву на крови — на крови всех моих предков — то не приказ лорда Придворного Мага, а мое горячее желание.
— Твои горячие желания не мешают твоим хозяевам желания иметь. Мне до твоих желаний дела нет. Не ведать мне бы и его стремлений — да слишком глубоки они, просты и неуемны. Нельзя не догадаться — закрывай, не закрывай глаза… Ведом он жадностью и голодом до власти. Всего могущества, всей силы, что мир способен даровать, он вожделеет. Добрался и до нашего искусства. Гонимого, отверженного, осрамленного…
— Даже искусство лорда Кэрдана бессильно помочь мне. Лишь надежда на вашу мудрость долгое время поддерживала во мне жизнь.
Старик издал звук, похожий на вздох сожаления.
— Ты не умеешь слушать. Я сказал, что не желаю знать твоих желаний. Ты как хозяин твой. Слишком неодолима твоя одержимость, чтобы ты мог молчать о ней. Искусство наше честно. Я сразу говорю тебе: пуста твоя надежда. Невежды верят, будто мы способны воскрешать людей. Обман. Мы
Долан ответствовал тихо, уподобляясь напевному говору некроманта, в надежде убедить его:
— Мне нужно только совладать со Смертью. А с жизнью я управлюсь сам.
Скрипучий, писклявый смех старца отозвался тонким болезненным звоном в ушах Долана.
— Глупые, самонадеянные мальчишки!
Он обращался не только к Долану, но и к Артану, который безмолвно и неподвижно стоял возле арки.
— Вы неспособны Смерть учуять за несколько шагов. При том хотите приманить жизнь в тело мертвеца. Смерть проще отогнать, чем отменить. И если вы не гоните Ее, вы либо самонадеянные глупцы, либо глухи к Ее шагам. Либо тот, кого Она прибрала, вам безразличен, и вам не жаль скормить его для цели, мне неведомой.
Монотонное напевание старца вгоняло в сон, но последние слова встревожили Артана.
— Кто безразличен? О чем ты говоришь?
Некромант вновь пискляво хихикнул.
— Так вы и впрямь глухи! Забавно! Мы здесь разводим речи о Смерти, а Смерть тем временем сама явилась в эти стены! И вы не слышите, как насыщает один из вас бездонную утробу! Он только что скормил в нее себе подобного и замышляет еще один гостинец Тлену! А вы не чуете, владыки магии, хозяева земли!
Артан вылетел в коридор. Визгливый старческий смех подгонял его. Он обвел мысленным взором подземные лабиринты. Теперь он и сам видел, что в стены Распета пришла беда. Старик был почти прав — маги слышали явление смерти, лишь когда ждали его.
Не успев притормозить, Артан с разбегу налетел на мертвое тело перед распахнутой дверцей. Не взглянув на труп, он ворвался в комнату — точнее, в камеру.
— Брось топор, Гельтан.
Мужчина в камере застыл, как каменное изваяние, с занесенным топором в руках. Он был, как и Артан, в черной одежде и черном плаще — знак высокого положения в магической иерархии. Рядовым магам запрещалось полностью облачаться в черный цвет.
— Дай мне… освободить ее, — прохрипел он сдавленно, а затем губы его плотно сомкнулись. Он судорожно двигал желваками, пытаясь договорить, но заклятье Артана держало прочно.
— Будешь говорить с Придворным Магом. Я не стану слушать убийцу товарища.
Артан опустил глаза. У ног мужчины с топором скорчилось женское тело в суконной робе. Сукно было грубым, но нарочно выбеленным — глумливая насмешка над тонкими белоснежными одеяниями, в которых феи появлялись среди людей. На мгновенье Артану показалось, что женщина мертва, но тут она подняла голову. Она была так худа, что кости будто просвечивали сквозь землисто-серую кожу. Лицо с безукоризненно правильными чертами все еще выглядело юным, несмотря на изможденность. Черные волосы ниспадали пышными локонами до пояса. В огромных глазах застыли страдание и усталость.
— Позволь ему убить меня, — прошептала она.